Верное слово - страница 38

стр.

Машка кивнула. Слёзы стояли в глазах. В горле ком.

– Немцы подошли к Смоленску. Мы держали Ярцевские высоты, коридор, им наши из окружения выходили. Драка была дикая, фрицы тоже не ботфортом трюфеля хлебали. Своих магов перебросили, и каких! Группы «Зигфрид» и «Бальмунг», слыхала о таких?

Маша только и смогла, что вновь кивнуть.

– Молодец, что знаешь… В общем, тяжело пришлось, насыпали перцу нам на хвосты по первости. В общем, дело – дрянь, коридор наши удерживают из последних сил, а у гансов и танки, и самолёты, и маги… Виктор сам из боёв не выходил, что правда, то правда, за спинами других не отсиживался… Короче говоря, вспомнили у нас об «ангелах»…

– Виктор вспомнил, – еле слышно прошептала «грузинская княжна» Нелли.

– Виктор вспомнил, а предложила Сашка. – Горечь и боль в голосе Симы резали верней ножа. – Он вроде как даже отговаривал по первости…

– Ага, отговаривал! – вскинулась другая девушка; с трудом, но Маша узнала в ней Юлю Рябоконь. – Как же! «Ох, девочки, нет, опасно это. Дорогу назад потерять можно…», а полминуты спустя: «Сорок второй полк отходит, подмоги просят. «Бальмунги» там, людей заживо жгут… Нет, конечно, «ангелов» нельзя, никак нельзя…» Так и взял на слабо, как детей!

– Сашка и предложила первая, и первая под трансформацию пошла. Она за один его ласковый взгляд готова была на всё. Когда оборачивались, больно было так, что не представить, пока не переживёшь. Орали, помнится, хуже, чем когда режут…

А потом пришла настоящая победа. «Зигфридов» перебросили – думали, только добить нас остаётся, одна группа справится. А мы вколотили хвалёных «бальмунгов» в землю, размазали. – Сима кровожадно ухмыльнулась, и остальные «серафимы» ответили. – Ну, и началось… Налетали по ночам. Рвали проклятых фрицев в куски. Они бежали, прятались, стреляли, а мы летели, рвали и кровь пили. Не пробуй кровь, девочка, её вкус надолго запоминается. Сколько лет прошло, а всё чувствуется, словно вчера. Нас тогда прозвали серафимами. Полтора месяца. Нашей тени боялись! Сети заговорённые фрицы вешали, дескать, не прорвутся…

– А мы прорывались! – Колобова по-мужски ударила кулаком в ладонь, полетели чёрные частички гари. – Сашка Швец всегда первая в небо… Мол, ничего, девчата, больно, но я сдюжу. И сдюжила, сдюжила ведь! Ревела потом от боли, но ничего, не сдавалась! Ну, и мы тут же следом… Сима ведёт, мы за ней. Эх… весело было.

И остальные «серафимы» смотрели сейчас словно сквозь Машу – они вернулись на свою войну, победоносную, но такую короткую…

Сима кашлянула – облачком пепла из лёгких.

– За Смоленском тогда их остановили, да ненадолго. Впрочем, ты, Мария, сама помнить должна.

Маша помнила.

– Когда пошли гансы на Москву со всех сторон – вот тут главное-то веселье и пошло. Ну, мы и потешились… от души. – От усмешки Симы по Машкиной спине стекал холодный пот. – Тогда она ещё оставалась у нас, эта душа… Хотя и свои, кто знал, уже начинали шарахаться.

– А потом весть пришла, – всё так же негромко сказала Нелли, – что собирают фрицы кулак здесь, к югу от Москвы, чтобы, значит, в бок нашим ударить. Прорвались, пошли на Карманов. Учи… Виктор нам тогда и говорит: «Все резервы фронта в бой брошены, все тыловики, кашевары, ездовые, штабные роты… а кармановскую дыру, кроме нас, затыкать всё равно некем. Есть там один ополовиненный полк, так немцы новых чародеев прислали, пройдут они сквозь наших и не заметят, что кто-то там и есть».

– К тому времени уже дело у нас плохо было, – заговорила Оля Рощина голосом, из которого так и не ушли до сих пор ни доброта, ни мягкость. – Как «бальмунгов» прикончили, Сашка с того дня полностью возвращаться и перестала… – Она опустила голову и замолчала, словно стыдясь чего-то – наверное, что не уберегла подругу.

– Верно, – кивнула Серафима, продолжая рассказ. – Это всё он, вкус крови. Поили демонов кровью, вот они и крепли. А Сашка – больше всех. Ради него, Виктора. За один его добрый взгляд. Сперва не обратилась, а потом… потом и вовсе перестала быть Сашкой. Потом Лена, Юлька и Оля не сумели сбросить крыло. Виктор был с нами всё время. Утешал, подбадривал, говорил, что нужно перетерпеть, мол, а потом, как станет полегче на фронте, вернёмся в институт. Там народ толковый, подумаем вместе… Подумали, нечего сказать! – Последние слова она почти что выплюнула, с настоящей подсердечной ненавистью.