Верность любви - страница 51
— Я чувствовал себя цветком лотоса, раскрывающимся навстречу солнцу, а иногда… богом. Я был над всеми, сам по себе, один во всем мире, я был свободнее ветра и светлее, чем солнечный луч.
— Ты был счастлив?
— О да! — выдохнул юноша и тут же спросил: — Что мне делать с этим теперь? Кому может служить мое искусство?
— Богам. Тебе самому. Ты можешь делать то же, что и я: учить других тому, что умеешь сам. Твое искусство волшебно. Кто знает, вдруг когда-нибудь тебе удастся сделать счастливым человека, который заблудился и отчаялся в жизни? Воистину достойное бога стремление!
— Ты думаешь, если я сделаю счастливым другого, то, как и он, буду счастлив? — недоверчиво произнес юноша.
— Еще как!
Аравинда ничего не ответил, но через несколько дней признался Анри:
— Господин, из Киледара можно бежать. Только это очень опасно. Если поймают, убьют на месте.
Анри смотрел внимательно и серьезно, и юноша продолжил:
— Есть тайный ход, им пользуются служащие радже мусульманские воины, когда делают свои вылазки. Это содержится в секрете. Обычно они выезжают глубокой ночью и с большими предосторожностями, потому до сих пор этот проход не обнаружен ни одной разведкой.
— Откуда ты знаешь?
Аравинда смущенно улыбнулся.
— Подслушал. Я ведь жил во дворце! Я не хотел говорить об этом, потому что боюсь за твою жизнь.
— Ты мне поможешь?
— Да, господин!
— Пойдешь со мной?
Юный индиец решительно покачал головой.
— Нет. Пожалуйста, не приказывай, не проси. Я остаюсь в крепости.
— Хорошо. Скажи, тебя ни в чем не обвинят?
Аравинда пожал плечами и сделал наивное лицо.
— Я скажу, что ничего не знал и не знаю. Кто я такой? Шудра, глупый слуга…
Анри вспомнил, как оговорил себя под пытками, но промолчал. Соблазн был велик. Он стоил риска, а возможно, даже жизни, сытой, беспечной и недолговечной. Как только терпение англичан или французов лопнет и они всерьез решат взять крепость, Киледар не выдержит натиска или долгой осады.
В воздухе витал аромат трав и нагретой солнцем листвы. В недосягаемой вышине мерцали огненные точки, вспыхивали и на секунду гасли в ритме, едином для всех земель, для всей необъятной Вселенной. Анри прислушался. Никаких посторонних звуков, лишь едва слышимое колыхание зарослей и сонный шелест ветра в деревьях.
Неужели — свобода?! Анри хотелось погрузиться в нее до головокружения, до дна! Слегка пригнувшись, он пошел вперед.
Долгие дни и ночи они с Аравиндой выслеживали и высматривали, когда лучше бежать из крепости. Анри был предельно осторожен. Аравинда предупредил, что мусульманские воины не знают пощады. Как и в прежние времена, они использовали стрелы и пускали их в каждую тень.
Сожженная безжалостным солнцем трава колыхалась с таким звуком, точно во тьме кто-то тяжело и тревожно дышал, Под деревьями расползались густые тени, длинные и мрачные, похожие на щупальца неведомого чудовища.
Молодой человек почти добрался до густых зарослей, когда услышал позади какой-то шум и едва различимый возглас. Анри оглянулся и увидел, как со стороны крепости мчится легкая черная тень. В ту же секунду послышался свист, а затем короткий сдавленный крик. До спасительной границы, за которой начинались джунгли, оставалось несколько шагов. Если броситься к ним что есть сил, он успеет скрыться!
Сердце билось как бешеное, ритм его ударов был похож на движения неистово раскачивающегося маятника. Что делать? Как быть? Убежать, укрыться в темноте? Или… Кто бежал следом за ним, кого могли сразить стрелой?!
Анри остановился, потом повернул назад. На потрескавшейся, горячей, дышащей зноем земле, скорчившись, лежал Аравинда и еле слышно стонал. Анри наклонился и увидел искаженное от боли лицо и закатившиеся глаза.
— Я решил пойти с тобой, — из последних сил прошептал юноша.
— Не разговаривай! Молчи!
Анри осторожно повернул скованное судорогой тело и увидел торчавшую из спины стрелу. В тот же миг его окружили люди; они говорили на непонятном языке, а Анри яростно кричал по-французски и на хинди:
— Не убивайте! Позвольте вернуться в крепость! Этот человек ранен, его нужно спасти!
Странно, но его вид и слова возымели действие. Анри поднял Аравинду на руки и понес, умоляя всех известных и неизвестных богов пощадить жизнь юноши.