Вернуть и завоевать, или Курортный роман с продолжением (СИ) - страница 29
Женщина кивнула и стала сосредоточенно помечать у себя, а он продолжал:
— Что у вас еще, дайте сюда, я посмотрю.
Были документы на подпись, пакет предложений. Это он отложил.
— Подготовьте отдельно.
Он не успел договорить, в кабинет вошел Пинский. Взметнулось раздражение. У молодого да раннего коллеги образовалась привычка вламываться к нему по утрам? Это надо было пресечь.
— Доброе утро, Андрей Валерьевич, — поздоровался он первым, смерил Пинского взглядом и откинулся на спинку кресла.
А тот стоял перед ним навытяжку, как студент перед преподавателем. По жизни так оно и было, Волошин считал себя матерым, а мальчик только отращивал когти и клыки. Поэтому символизм ситуации был очевиден. Однако Пинский ментальному посылу не внял и вместо того, чтобы уйти, прошел к столу. Отодвинул кресло и сел.
— Здравствуйте, Максим Александрович, — кивнул ему, и сразу без предисловия: — Я слышал, Комаровой вчера было плохо?
А у него начало пригорать в груди, однако Максим ответил спокойно:
— Да, вчера у Комаровой был приступ. В настоящий момент она проходит обследование в клинике.
— Где? Я хотел бы ее видеть.
Максиму показалось, что гнев выжжет его изнутри. Он медленно подался вперед, сцепил руки перед собой и проговорил:
— Мне неизвестен адрес.
Какое-то время Пинский смотрел на него так, будто хотел пробуравить взглядом, потом бросил:
— Благодарю за информацию.
Встал и ушел.
А Максим понял, что не оставит здесь Анну.
Положение обрисовалось со всей ясностью. Не могло быть и речи о том, чтобы она в эту неделю, пока все под вопросом, появлялась в банке. И потом тоже оставлять ее здесьработать было нецелесообразно. Надо продумать, как чисто вывести ее из игры, и технически это было возможно.
Но уже сейчас он предвидел со стороны Анны волну возмущения и протестов. Это вызывало беспокойство. Мужчина прошелся по кабинету, подошел к окну, выдохнуть раздражение. По-хорошему, ему бы уже сейчас следовало вернуться. Максим назначил себе время до полудня.
А перед самым началом совещания ему был звонок. Один из членов кредитного комитета банка, Геннадий Трунов.
— Здравствуй, Максим Александрович.
Звонок насторожил, но Максим ответил на приветствие.
— Что там у тебя происходит с Андреем? — спросил тот после пары ничего не значащих фраз.
Знал же, что ему не понравится разговор!
Пинский был протеже Трунова, приходился ему родственником. Потому и так быстро рос на удобренной почве. Раздражение тлело внутри, однако Волошин спокойно, чуть насмешливо, по-отечески так, проговорил:
— Заинтересовался одной молоденькой девицей твой Андрей Валерьевич.
— Да, я слышал что-то такое, — ответил Трунов. — Что-то о том, что ты перебил у него сотрудника, забрал себе.
Факелом взвился гнев. Ай да Пинский, молодой да ранний, решил копнуть под него и ударить первым? Получит юноша по самое не могу, чтобы не совался к нему больше.
— Именно, — нехорошо усмехнулся Максим. — Твой племянник увлекся. Ты должен понимать, что столь явный интерес к молоденькой сотруднице ни к чему хорошему бы не привел. Сам знаешь, у нас не поощряются подобные отношения. Вот я и вмешался, избавил его от этой проблемы. Потом еще благодарить меня будет, когда поймет.
На том конце осмысливали. Наконец Трунов прокашлялся и сказал:
— Я понял. Спасибо, что помог.
— Не за что, обращайся.
Трунов прервал разговор, а Максим со злостью припечатал ладони к столу и резко встал. Взбесил его этот разговор. Он и сейчас не мог успокоиться.
— Максим Александрович, совещание. — напомнила секретарь.
Положила ему папочку на стол и что-то еще говорила, Максим почти не слышал. У него до сих пор ревело в ушах от злости.
***
Когда Аня проснулась, в комнате уже была сиделка. А на столике перед диваном лежал маленький пакетик с логотипом аптеки, а рядом целый пакет с вещами, все с бирочками, новое. И да, там было нижнее белье. Ей даже не надо было заглядывать, видно по этикетке. Аня невольно краснела и злилась от неловкости. Вся эта обстановка, да еще на ней его рубашка, что подумает сиделка?
Потом решила — плевать. Села на диване, спустив ноги на пол, и спросила:
— А где Максим Александрович?