Вернуться из смерти - страница 13
Из забытья Морреста вырвал стук сапог, где-то в стороне захрустели под тяжёлыми подошвами захрустели мелкие камушки, характерно звякнула кольчуга. Слабость была такая, что даже открыть глаза оказалось титаническим трудом. А уж тупая, ноющая боль в простреленном плече, рассеченной наконечником стрелы щеке, в едва не пробитой прикладом голове вообще грозила свести с ума. Миг - и он понял, что голову плотно охватывает тюрбан бинтов, а остальные раны также забинтованы, сквозь запахи плесени и прелой соломы, параши и ржавого железа пробивается аромат травяных снадобий и каких-то мазей. Ого, значит, в последнем бою его не только не добили, а даже выхаживают... Как бы не пожалеть о таком милосердии!
Стук сапог стих, зато засов лязгнул так, что в голове будто взорвалась граната. Значит, кто-то пришёл по его душу. Хотя... Может, просто тюремщики еду принесли? На всякий случай он не стал открывать глаза. Пусть думают, что так и валяется без чувств. Кто-то с кряхтением надавил на дверь снаружи, створка проскрежетала по полу, взвизгнули несмазанные петли. Со скрипом в камеру ворвался свет факела - после абсолютного подземного мрака он казался ослепительным. Щурясь, Моррест увидел двух бугаев, один с копьём, второй с луком; напарник страхует от дальней стены, наложив стрелу на тетиву. Моррест знал: всадить в пленника стрелу - дело одной секунды.
За их спинами кряхтит, опираясь на суковатую клюку, осанистый белобородый старик, судя по добротной одежде, наверняка тот самый лекарь. Голова укрыта аккуратной зелёной шапочкой - символом немалого лекарского сана. Сморщенное лицо в пигментных пятнах, как и скрюченные, похожие на птичьи лапы, руки. На вид деду никак не меньше семидесяти, а может, и все девяносто.
Впереди, пугливо озираясь, семенит худенькая девушка лет семнадцати-восемнадцати, с аккуратными холмиками грудей и перекинутой через плечо соломенной косой. Она точно служанка, может, даже рабыня: единственная из всех троих она идёт босиком. Едва остановившись, девушка начинает ёжиться и переминаться с ноги на ногу - видать, каменный пол в темнице просто ледяной. В руках девчонки неспешно плывёт оловянная миска, над ней поднимается пар. Моррест узнал запах гороховой похлёбки - и осознал, что невероятно, просто запредельно голоден.
- Ага, преступник поправляется, - поймав голодный взгляд пациента, проскрежетал старик. Голос у него просто на удивление мерзкий. - Проследите, чтобы всё съел, будет отказываться - кормите насильно. Я не хочу обвинений в том, что уморил "языка".
Преступник? Разве он что-то украл, или, тем паче, кого-то убил? Моррест ощутил, как по телу пробежал озноб. Нет, не грабил и не убивал. Он совершил вещи куда более серьёзные: спас ребёнка главной противницы короля Амори, и тем лишил монарха покоя. Что за такое полагается, страшно себе представить. Возможно, участь сожжённой заживо Эвинны ещё покажется досадной мелочью.
...Это случилось много месяцев спустя после пленения. Он как раз понял, что выхода отсюда нет, и остаётся жить воспоминаниями, потому что покончить с собой ему тоже не дадут. Но однажды вместо тюремных сторожей пожаловал Михалыч, так же, как и он сам, заброшенный в мир Сэрхирга. После долгих мытарств старый мастер попал к королю Алкскому, и это было самое ценное приобретение королевства с момента обретения независимости. Если сам Моррест-Миша в своём мире был лишь агентом страховой конторы, то Михалыч тридцать лет отработал на Тульском оборонном заводе, сперва рабочим, потом и инженером. А когда в недоброй памяти девяностые лишился работы, не забыл старые навыки: стал делать декоративное оружие, на стены или для исторической реконструкции. Неудивительно, что в новом мире, с полной поддержкой короля, ему удалось создать военный завод, да ещё скопировать "трёхлинейку".
С новым оружием, пусть уступавшему боевыми качествами оригиналу, сколенцы столкнулись уже на второй год войны. Лишь удар из засады, когда они сошлись с врагом врукопашную, хоть как-то уравнял шансы. Моррест не обольщался - будь бой в чистом поле, а не на узкой лесной дороге, сколенцам не помог бы даже перевес в силах. А их было в несколько раз меньше.