Вершина Красной Звезды - страница 16

стр.

— Получит — это не то слово… — задумчиво цедит Веверс, и от его многообещающего тона я ежусь.

— Но и глаз с них в Париже, конечно, спускать нельзя — осторожно добавляю я — это тоже понятно. А через недельку я могу ей сам позвонить, поинтересоваться, как отдыхается. Посмотрим, что она расскажет.

Еще несколько секунд тишины, наконец, Имант выдает:

— Хорошо, Виктор, я тебя услышал.

Вот же нахватался фразочек из будущего…

— Можно сказать коллективу, что это я Веру в Париж отпустил?

— Можно. И чтобы ни одна живая душа больше о нашем разговоре не узнала, ясно?

— Ясно! — радостно киваю я, и только потом соображаю, что мой собеседник меня не видит. Но зато мои аргументы услышал — Аллилуйя!

— Как там Альдона?

— Вроде бы сносно. Но вы же знаете ее — она никогда и никому не жалуется. А как мама, дед?

— Дома все хорошо. Проследи за Альдоной.

В трубке раздаются частые гудки — аудиенция, так надо понимать, закончена. Я вытираю со лба выступивший пот. После такого тяжелого разговора мне нужно срочно что-то выпить, причем немедленно, иначе я взорвусь или поеду крышей! На выходе из переговорной комнаты Владимир Петрович окидывает меня зорким взглядом, понимающе усмехается.

— Пойдем-ка, герой, накапаю тебе коньячку…

Глава 2

В отель мы возвращаемся все вместе — Вячеслав, я и Владимир Петрович. Резидент сказал, что пока он сам нас в самолет не посадит, не успокоится. А то мы такие лихие, что еще во что-нибудь вляпаться можем. В его кабинете мы приняли чуток на грудь — ага… на троих сообразили. Бутылка армянского Арарата под лимончик мигом ушла. Вот неправда, что русские не знают меры в выпивке! Могли бы мы с резидентом раздавить бутылку на двоих? Могли. Но нет… как порядочные позвали Вячеслава.

И только тогда отпустило нас немного. Разговорились. Безопасники начали вспоминать разные случаи. Кто откуда сбежал, как именно, да чем все это потом закончилось. У Славки хоть нормальный осмысленный взгляд появился, а то ведь как зомби был. Я и то более стрессоустойчив на его фоне — ну, так с моим-то послужным списком! И звонок сразу же сделали в отель, чтобы Давыдыч тоже расслабился и переживаниями до инфаркта себя окончательно не довел. Многого по телефону не скажешь, но хоть в двух словах успокоили его.

По приезду первым делом иду в номер Веры. Сидят голубчики, ждут, что же Москва с беглянкой решила. Спешу их окончательно успокоить и четко обрисовываю ситуацию:

— Вера с сегодняшнего дня в официальном отпуске на две недели, МВД дало ей добро на поездку в Париж — строго смотрю на присутствующих — В качестве поощрения за прекрасно проведенные гастроли. Все оргвыводы по ее самоволке откладываются до возвращения в Москву, а тяжесть наказания будет напрямую зависеть от того, насколько разумно Вера станет себя вести во Франции. Вы меня хорошо поняли, Татьяна Геннадьевна?

— Поняла — выдыхает она — Спасибо, Витя, что вступился за Верочку, Тебе ведь, наверное, за нее досталось…

Дальше ее душат слезы, и она снова начинает рыдать. Достала своими причитаниями, лучше бы за дочкой следила! Но понять эту женщину можно — дочь одним махом загубила сразу три карьеры. Понятно же, что никто из этого семейства за границу больше не поедет. И Вера с матерью у нас работать не будут, и бедного Александра Павловича вполне могут попереть из МИДа за выкрутасы дочери. Это только в кино сын за отца не ответчик, и прочие красивые побасенки, а в жизни все отвечают за поступки близких, и еще как! Без работы эта семья, конечно, не останется — у нас в СССР так не бывает — но о нынешнем достатке и былых привилегиях им придется забыть. Короче, подгадила Верунчик семье по-крупному своим глупым поступком.

— Не знаю, как я теперь таможню буду проходить… — вздыхает Татьяна Геннадьевна и растеряно обводит взглядом чемоданы и сумки. Один из чемоданов, самый большой, явно дочкин — Верочка забрала с собой лишь документы и самые красивые обновки.

— Да никак. Оставите ее чемодан в Москве в аэропорту, и он будет там храниться в специальной службе, как забытый багаж. Пока Вера сама его потом не заберет.

— Нет, ну как же…

— А вот так же! — зло передразниваю я ее. Здесь карьера целого коллектива чуть не разрушилась, судьбы многих людей на волоске висели, а она все о каких-то тряпках переживает. Как есть идиотки, что одна, что вторая… И вот кстати.