Вервольф - страница 6

Вдобавок к своей гастрономической неправильности, эти олени ещё и рогами пользоваться не умели. Рога у них были шикарные, причем три штуки — один на носу и парочка на черепухе — но применяли они их только если надо было достать что то с дерева или если надо было кого-нибудь в крысу боднуть мимоходом, а дрались они…  барабанная дробь…  копытами! Зачем спрашивается тебе рога, если ты врагов пинаешь?.. Загадка…

И вот всё тут было так — неправильно.

Мои родичи имели неплохие руки с отставленным большим пальцем, но лазать предпочитали не высоко и никаких инструментов изготовить не пытались. Да они им были и без надобности…  Ни о каком верхолазаньи и тарзаньих полётах по лесу даже речи не шло! Они просто залезали чуть повыше добычи, чтобы прыгнуть точно на загривок, и всё. Ну, может, иногда залезали в пещеры на скалах, и разумеется, оставляли потомство в дуплах, но и это было не принципиально на самом деле — с подбором яслей тут не заморачивались. Остальное время они предпочитали бегать по земле, причём вполне по людски, и на четвереньках гоняли только когда нужно было развить «суперскорость», а так экономно и неторопливо рысили в пределах своей территории…

О стаях они тоже особо не заботились, поскольку могли завалить много кого и без всякой стаи! Так что родичи у меня тут были насквозь нелюдимыми интровертами, без малейших намёков на социализацию — что остальным зверям явно шло на пользу.

Я же плотно облюбовал средний лесной полог и засел там, игнорируя все границы и ареалы родичей, чем слегка тех бесил. Но тут уже было ничего не поделать! Свою территорию мне было никак не захватить, а жить хотелось, так что я ходил где хотел и бегал куда гоняли, во всю пользуясь тем, что на грибах вырос гораздо дрищавее, и верхние ветви деревьев меня выдерживали, а вот подкаченных родичей — нет.

Хотя, не смотря на все эти территории и невозможность создать что-то похожее на дом, было у меня и «любимое» место, которое с большой натяжкой можно было назвать родным. Дело в том, что последний из выводка — та самая моя сестренка, которая пыталась зажрать панголина — отвоевала себе небольшой участок на стыке территорий, который в будущем грозил стать полноценной охотничьей зоной. Заодно и наглядно показав как тут всё происходит со взрослением в моём виде.

Как складывалась её судьба в первую неделю я не знаю, и столкнулся я с ней уже тогда, когда она, окрепнув, заявила права на небольшую рощу с куском скалы на ней. И узнали мы друг друга скорее по запаху, чем как-то ещё…  В общем, выглядит это так — молодого вервольфа вовсю щемят и пытаются съесть, пока он не занимает некую территорию, которая находится на границе парочки оборотней. Причём у самок в этом смысле всё было попроще, поскольку их щемили в основном самки, а вот самцы относились к такому соседству весьма даже благосклонно — самцов же щемили все и тут выживали лишь самые везучие, сильные и я. А после того как подходящий кусок был занят, нужно было лишь убегать на противоположную территорию, когда к тебе приходили разбираться соседи, и отжираться, отжираться и ещё раз отжираться, пока однажды придя соседи не получали люлей и не расставались с гораздо большим куском территории по факту разборок. Тактика вполне себе работала — если преследователь слишком углублялся на территорию хозяина, в приступе праведного гнева, то с ним разбирался уже хозяин, так что если не наглеть, то жить было можно. Причем регулировалась эта система сама собой, поддерживая популяцию оборотней на том уровне, когда они всё ещё являлись условно доминантным видом, но ещё не сжирали вообще всё живое — просто если молодняка становилось слишком много, то убегать им становилось особо некуда и их съедали. А «откушенные» новичком территории возвращались хозяевам…

Вот на таком вот островке я и нашёл сестричку…  Обниматься мы конечно не лезли друг к другу, но отношения у нас сложились вполне дружелюбные. По-крайней мере атаковала она меня гораздо реже остальных и на «её» территории я чувствовал себя увереннее, чем кочуя по охотничьим зонам остальных. Так что сюда я частенько возвращался именно как домой, хотя слезать с верхушек не торопился.