Верю, надеюсь, люблю… - страница 4

стр.

Лу осторожно улыбнулась, и он, не удержавшись, спросил:

— Вам еще далеко ехать?

— Я не очень-то знаю. Я до Нандойи. Это еще далеко?

— Это вторая остановка после моей. Я схожу в Йолу, потом длинный перегон до Брейди Крик, а потом Нандойя. Миль через тринадцать. Вы никогда еще здесь не бывали?

— Да, — нервничая, подтвердила Лу. Она думала, что победила свои страхи, но какие-то сомнения, видно, отразились на ее лице, потому что он наклонился к ней и сказал ободряюще:

— Все будет в порядке. Навещаете друзей?

Что-то в Лу отозвалось на сочувствие в его голосе, на добрый открытый взгляд. Внезапно ее охватила тоска по дому, по сестре Норе, неугомонным близнецам, по всему, что осталось там, вдали. Этот парень вполне мог бы быть ей братом, которого у нее никогда не было. Еще совсем мальчишка, подумала она, примерно моих лет. Не мужчина. С мужчинами я покончила. Сначала намеки Джеймса, мужа Норы, потом предательство Дика. Ей стало ужасно горько при мысли о Дике Уоринге и о том, что он ей не поверил, и чтобы прогнать это воспоминание, она вдруг сказала с неожиданной откровенностью:

— Нет, я не к друзьям — я работать. Я буду гувернанткой у мистера Стивена Брайента в Ридли Хиллз.

— У Стива Брайента?!

В его голосе было изумление, и Лу почувствовала, как в ней шевельнулся страх, и с тревогой спросила:

— Да. Вы его знаете?

— Все знают Стива Брайента из Ридли Хиллз, — ответил он саркастически. Потом произнес нерешительно:

— А вы уверены, что должны там быть гувернанткой?

— Только временно, — сказала Лу, придя к заключению, что там, видимо, есть постоянная гувернантка, настолько ценимая, что даже ее временное отсутствие вызывает огорчение соседей мистера Стивена Брайента — если можно назвать соседями людей, живущих на расстоянии ста миль.

Ее новый знакомый погрузился в глубокое раздумье, и она почувствовала, как благодарность теплой волной разливается по ней, когда он вдруг импульсивно наклонился к ней и сказал:

— Послушайте, меня зовут Аллан, Аллан Йетс. У моего старика земля на Риверине, а я здесь стажер-джакеру у Брауна в Йолу. Мы почти приехали, и мне надо выходить, но я надеюсь, что когда-нибудь вновь вас увижу. Мне бы очень этого хотелось. — Он озабоченно посмотрел на нее, а потом сказал медленно: — Мисс Стейси — нет, не пугайтесь так, я вижу ваше имя на этикетке чемодана. Если вам понадобится помощь, помните, что я живу недалеко. Обещаете? — настаивал он, стараясь вернуть Лу из страны раздумий о том, что такое джакеру.

Лу сказала с чопорной вежливостью маленькой девочки, благодарящей за неожиданный знак внимания:

— Вы очень добры, сэр, и я надеюсь, что мы снова увидимся, хотя, наверное, это маловероятно.

Он заметил ранимую подвижность ее губ, когда она улыбнулась, ускользающее впечатление красоты ее усталого лица, отблеск боли в глубине широко поставленных глаз и подумал огорченно: «Что ждет эту хрупкую девушку?» Поезд начал тормозить, и он только успел еще раз посмотреть на нее сверху вниз, по-мальчишески ухмыльнулся и сказал:

— Ну, пока, Луиза! — И спрыгнул с подножки.

— До свидания, Аллан.

Поезд ехал, урча и раскачиваясь, а Лу все стояла у окна купе, прижавшись носом к запотевшему стеклу, глядя на мир, который никогда раньше и представить себе не могла.

Покрытые багровыми тенями и джунглями горы и ущелья, которые то вздымались ввысь, то проваливались вниз на фоне ночного неба, уступили место более мягкому рельефу, менее гористому и внушительному, но создающему впечатление холмистых просторов. Изумленной Лу казалось, что этим просторам не было конца: дальние холмы были окрашены в серо-синие тона, ближние были усеяны серо-зелеными эвкалиптами, перемежающимися с тем, что казалось огромными лесами белесых зарослей — неловких, фантастических форм мертвых деревьев. Некоторые из них протягивали странные руки к небу, как бы в последней мольбе о пощаде, другие неподвижно упали, смирившись с поражением, а зимняя трава неохотно пробивалась меж их обнаженных выбеленных ветвей.

Лу не знала, что это человек снял с них кору, осудив на гибель, в попытке культивировать эту холмистую бесконечность, но ей были глубоко неприятны эти потусторонние погибшие формы. Она предпочитала обнаженные склоны холмов с красноземной почвой, похожей на ржавчину, усеянные зеленью деревьев курраджонг, где аккуратные изгороди вносили элемент цивилизации, где овцы паслись на гладких откосах, речные луга поросли густой травой, и ряды пирамидальных тополей глухой стеной стояли вдоль мелких речушек.