Весь Хайнлайн. Гражданин Галактики - страница 45

Потом осталось только одно лицо, которое спросило:

— Тебе получше?

— Пожалуй, да. А что случилось?

— Ну-ка, выпей это. Давай я поддержу тебе голову.

Когда я снова очнулся, то обнаружил, что спать больше не хочется и что я лежу в корабельной больничке. Там был и доктор Деверо, склонившийся надо мной.

— Решил, значит, все-таки вынырнуть на поверхность, юноша?

— Вынырнуть откуда, доктор? Что произошло?

— Точно не знаю. Но ты выглядел как классический случай пациента, погибающего от хирургического шока. К тому времени, когда нам удалось взломать замок твоей двери, ты был уже почти мертв. Ну и задал ты нам работенку! Ты можешь мне рассказать, как это было?

Я попытался собраться с мыслями и вдруг вспомнил. Пат! Я мысленно вызвал его:

«Пат! Где ты, дружище?»

Он не ответил. Я сделал еще попытку, и, когда он снова не ответил, я понял все. Сел на койке и с трудом выдавил:

— Мой брат… он умер!

Доктор Деверо прикрикнул на меня:

— Чушь! Приди в себя! Ляг! Вовсе он не умер… разве что произошло это за последние десять минут, в чем я сильно сомневаюсь.

— Но я не могу до него докричаться! Откуда вы знаете? Говорю вам, я не могу до него докричаться.

— Послушай, перестань-ка ты прыгать до потолка! А знаю я потому, что непрерывно следил за происходящим все утро с помощью вахтенных мыслечитчиков. Сейчас он спит, приняв восемь гранов гипнала, вот почему ты и не можешь до него дотянуться. Может быть, я и дурак, сынок, — я ведь, как идиот, не предупредил тебя, что ты должен держаться подальше от операционного стола, но я все же давно занимаюсь починкой человеческих мозгов и в известной степени представляю, что произошло с тобой в эти часы. Меня извиняет только то, что с подобной ситуацией я столкнулся впервые.

Тут я слегка успокоился. В том, что мне не удается пробиться к Пату, если его накачали наркотиками, нет ничего удивительного. Отвечая на вопросы доктора Деверо, я умудрился более или менее связно рассказать о том, что со мной случилось, но, конечно, не во всей полноте, так как передать другому человеку представление о том, что происходит в вашей собственной черепушке, невозможно.

— Э-э-э… а успешно ли прошла операция, доктор?

— Что ж, пациент выкарабкался из нее живым. Поговорим об этом позже. А сейчас повернись.

— Чего еще?

— Повернись на живот. Хочу полюбоваться на твою спину.

Он поглядел на нее, а потом вызвал двух своих помощников. Только в их присутствии он позволил себе пощупать мою спину.

— Больно?

— Ох! О да, там здорово болит. А что у меня со спиной?

— Да, собственно, ничего такого. Просто ты обзавелся двумя отличными стигматами,^>{30} точно соответствующими разрезам, которые делают при операции Макдугала… а именно эту методику применили, оперируя твоего брата.

— А… а что это значит?

— Это значит, что человеческий мозг невероятно сложен, а мы о нем мало чего знаем. Ну, а теперь повернись и спи. Собираюсь продержать тебя в постели еще парочку дней.

Спать мне не хотелось, но уснул почти тотчас. Разбудил меня вызов Пата.

«Эй, Том, где ты? Кончай дрыхнуть!»

«Тут я. В чем дело?»

«Том… ко мне вернулись мои ноги!»

— Да знаю я, — буркнул я и опять погрузился в сон.

Поскольку Пат одержал победу над параличом, я должен был бы чувствовать себя на верху блаженства, так как имел вроде бы все, чего только мог пожелать. Однако почему-то получилось совсем по-другому. До того как с Патом произошло несчастье, я отлично знал, почему я психую — потому что он летит, а я нет. После же несчастного случая я чувствовал себя виноватым, так как получил желаемое благодаря катастрофе, сломавшей жизнь брату. Казалось, подло ощущать себя счастливым, раз он превратился в калеку, тем более что из-за его увечья я приобрел то, чего желал больше всего на свете.

Значит, теперь, когда он стал выздоравливать, я должен был бы радоваться и вернуть себе ощущение счастья.

Скажите, а вам когда-нибудь приходилось бывать на вечеринке, от которой вы ожидали бурного веселья, а оно внезапно обернулось для вас жуткой скучищей? Без всякой причины — просто веселья нет, а мир сер и пресен.

Кое-что из того, что лишало меня аппетита к жизни, я мог определить. Во-первых, присутствие Дасти, но его от меня к этому времени уже забрали. Во-вторых, были и другие люди, особенно среди электронщиков, с которыми мы отстаивали вахты и которые называли нас «выродками» и другими дурацкими прозвищами и держались с нами соответственно. Но капитан расчистил и это, а когда мы познакомились поближе, люди вообще забыли о таких мелочах. Одна из релятивисток — Джанет Мейерс — блестяще считала в уме, что делало ее тоже своего рода выродком, но все смотрели на это как на самую обычную способность и вскоре стали относиться точно так же и к тому, что делали мы.