Весь из себя! - страница 8
Вам? Кому — вам! Ему, Марееву? С каких-таких пор Люська с ним на вы?
Она делала вид, что целиком и полностью поглощена вскрытием корреспонденции. Ножницы, хрустя, лязгая, чавкая, расстригали широкоформатные конверты в один мах. Большие ножницы, впору газон ими ровнять. Два конца, два кольца. Оба кольца были схвачены судорожно-белыми пальцами, а концы — опасные, пронзительные — упреждали возможный рывок Мареева к двери кабинета. Целили в живот, в грудь, в лицо. Ничего себе!
Пусть! Мареев сел и раскрыл чтиво.
«Мертвые не потеют». Он дождется, пока этот балаган кончится. Должен ведь этот балаган кончиться! И он будет тут сидеть, пока… Все равно некуда деваться.
Читать не получилось. Атмосфера сгущалась. Как в транспорте: сидя и уткнувшись в книгу, ощущаешь присутствие и уже не читаешь, а ждешь, когда же взрыв: «Расселись тут, молодежь! А их так воспитали!» Вот и Мареев не мог сосредоточиться на тексте, ждал. И взорвалось:
— Что вы тут сидите! — Люська была на грани истерики, выкрикнулась умоляюще-умиротворяюще. — Матвей Сергеевич все равно сегодня не примет! У него дела, понимаете?! Де-ла! Он же предупредил! Он с утра как белка в колесе! Его нет! И не будет! Он устал! Взмок! Пот градом катит!
Может, у Люськи обычный женский бзик? Беспричинная раздражительность и вообще…
— Мертвые не потеют! — погасил Мареев и скорчил зверскую гримасу. Благо, книжка вот она.
— Ой-ей!
Вот это пошутил! Люська выскочила из-за стола и спиной прижалась к дермантиновой двери квадратно-гнездовой обивки. Ножницы растопырились рачьей клешней.
А за дверью, там внутри, в кабинете… некий шорох.
«Его нет! И не будет!» Не похоже. А на что это вообще похоже! Дурдом! Марееву работать надо, а тут…
— Так, — сказал Мареев. — У меня впечатление, что мне морочат голову. — Он достал пачку и стал намеренно-нервно выбивать оттуда сигарету.
Болгарские канули в один день по всему городу, а у него еще блок. Потому что не курит толком, а так, под настроение. Как раз и настроение. Сейчас вечный стрелок Люська загорится при виде «Родоп», и они мирно, как бывало…
— Здесь не курят!
Люська ли это вообще?! Ведет себя неадекватно. Говорит… говорит тоже неадекватно. И по сути, и по тону, и по… выговору. Вот именно. С самого начала. Будто… Будто… А, вот! Станции метро так объявляли в Олимпиаду. По-русски, но не по-русски. Секретарь Кириллова — Люська. Для Кириллова не просто секретарь. Уж Мареев-то знает. Она же два раза в месяц — кассир.
«Ты не кассир! Кассира убили, а сами сели!» Ножницами расчленили, зажарили в бельевом тазу и съели. А сами сели, да!.. Бредятина!
— Ладно, — с достоинством смирился Мареев. — Я его в коридоре подожду.
Вышел, прижег, затянулся. Дрова и дрова. А еще «Родопы»!
Что? Там, у Люськи, где «его нет! и не будет!» невнятный пробормот. Кто-то с кем-то. Не сама же с собой! Вслушался. Люська:
«…застукала его за сеансом связи…»
Мареев раздавил «дрова и дрова», предупреждающе кашлянул (я предупредил, а вы как хотите!) и резко дернул ручку.
Люська рухнула обратно в кресло. Квадратно-гнездовой вход в кабинет Кириллова был закрыт. Но только что. Голову на отсечение — только что! Взрезанная корреспонденция порхнула со стола вверх и в стороны, как поднятая свистом голубятня. Свиста не было, а вот волна воздуха была. От двери. Но не входной, а дермантиново-кабинетной. И ее не только захлопнули миг назад, но еще навалились всем телом с той стороны — не пуская, если будут ломиться. Очень ясное впечатление возникло.
Люська, не выпуская ножниц, подметала пол ладонью, сбивая бумажки в стаю. Хрупко звякали серьги, волосы упали вперед, занавесили лицо, обнажив затылок. Затылок прямо-таки провоцировал, чтобы по нему треснуть в сердцах.
Мареев мысленно так и сделал, а наяву насупил голос и официально осведомился:
— Сегодня будет считаться, что я на работе? (Кивок). Тогда я пройду медкомиссию. (Кивок). Ну, я пошел. (Кивок). А то еще надо успеть подорвать всю эту контору к псам собачьим!
Он готовил себя к уговорам очереди: мужики, мне ребенка из садика еще забирать, мне надо… Но, оказалось, готовил зря… Обычно неколебимые мужики (у нас тоже ребенок! у нас — на смену заступать! у нас тоже срочно!) специфически расступились, как перед «звездой» экрана ли, футбола ли, эстрады ли — впереди-позади-вокруг толпа, но не препятствует движению, смыкаясь за, размыкаясь перед. А толпа — ого-го! Сказано же: «Все непрошедшие не будут допущены…» Мареев мимолетно удивился, отметил нестройное шу-шу-шу. Вошел.