Весь мир на дембель - страница 15
Ну, и третья сложность, подвид второй. Если бы я был случайным террористом, который проходил мимо и решил взять в заложники генерала КГБ, то может, что и выгорело. Однако, у товарищей, «которые нам совсем не товарищи», есть не только мое личное дело, но и наверняка полный психологический профиль сделан. Именно поэтому Иван Фёдорович не боится сидеть со мной в камере один на один, без охранника. Наверняка, яйцеголовые советники просчитали мои психологические реакции и уверили, что это безопасно. И ведь, не ошиблись, гады. Прирезать Федорыча рука у меня не поднимется, а без этой готовности блеф сразу раскусят.
Глава 6
Усыпили меня, как наивного котёнка, в точности, как в прошлый раз, подсыпав снотворное в еду. Впрочем, шансов избежать этой участи не было изначально — другой жратвы у меня все равно нет, а если голодать, то сил не останется к нужному моменту.
Очнулся от резкого запаха нашатыря, привязанным к койке в своей камере. Добрый дяденька в белом халате сунул мне иголку в вену, после чего два часа мучил вопросами. Интересное действие у этой химии: все окружающие люди сразу кажутся близкими и родными, так и хочется поделиться с ними самым сокровенным, но их почему-то интересуют дурацкие вопросы, то про Ельцина, то про американского президента.
Выпотрошили меня качественно, со знанием дела, рассказал даже то, что казалось забыл давно уже. Трудности у «доктора Менгеле», как я его обозвал, возникли лишь с пониманием, что именно у меня спрашивать. Иван Фёдорович отсутствовал при допросе, а химика-эскулапа, видимо, не посвятили во все тонкости моей биографии, поэтому некоторые ответы его ставили в тупик, а нить беседы постоянно виляла из стороны в сторону и обрывалась.
В себя я приходил долго — больше суток, и даже после этого несколько дней чувствовал заторможенность в мозгах и мучился сильной головной болью. Нетрудно догадаться, что следующей экзекуции содержимое моей черепной коробочки не переживет. Да и сам по себе, факт перехода к медикаментозным средствам, откровенно намекает, что дело мое — труба.
Как говорится в Ветхом Завете: «мене, мене, текел, фарес, упарсин». Надпись эта появилась на стене дворца вавилонского царя Валтасара незадолго до его гибели. В переводе на русский примерно означает: исчислен, в смысле — взвешен, оценён, признан легким и бесполезным. Что-то вроде смертного приговора, не подлежащего обжалованию.
Так что, как только пришёл в себя и стал соображать относительно нормально, тут же занялся планом побега. Дальше откладывать спасение своей шкурки просто опасно. Надежда, что генерал Леонтьев проявит чудеса дедукции и вычислит похитителей, испарилась без следа, как содержимое бутылки самогона, забытой первого января на столе в студенческом общежитии.
Никаких хитрых ходов — в моей ситуации поможет только жесткий силовой прорыв, но шансов на успех, если честно, очень мало. И самое грустное — нельзя ничего спланировать заранее, все, что находится за дверями тюрьмы для меня — загадка полная. Разведать не получилось, а теперь и времени на это нет.
Как говорят в такой ситуации: «Ввяжемся в бой, а там посмотрим!». Первая и пока единственная задача — вырубить тюремщика и выбраться из камеры. Наверняка, на выходе должен быть ещё один охранник, но будем надеяться на фактор неожиданности. Пока же мне ничего о нем не известно, поэтому и заморачиваться не стал.
Однако, даже первый уровень пройти будет не просто. Чем дольше я наблюдаю за моим надсмотрщиком, тем меньше он нравится. Не в плане внешности, хотя морда лица у него малоприятная — Валуев отдыхает, а в том смысле, что в честном поединке мне его не одолеть. И даже больше скажу, в боях без правил он меня тоже положит сразу. Чувствуется — настоящий волкодав, скорее всего из спецназа, хоть и не люблю это затасканное слово, давно потерявшее свой изначальный смысл. Когда-то этим термином обозначали обычного диверсанта, путь даже и способного убить часового голыми руками и заложить взрывчатку под мост. Позже так стали именовать всех подряд, кто имеет хоть какое-то отношение к рукопашному бою в армии и спецслужбах.