Весёлые и грустные странички из новой жизни Саньки М. Часть вторая. - страница 18
После этого мы спокойно выбрались на берег, где они расположились.
Трусы у нас были такими же, лица и головы не отличались от интернатских, разве что мы более костлявые.
Я внимательно осматривал ребят, отыскивая похожих на нас с Зямой. И они нашлись. Причём уселись рядом с нами.
- Привет! – поздоровался я.
- Привет! – не отказались пацаны.
- Сдёрнуть хотите? – поинтересовался я.
- А что? – насторожились пацаны.
- Мы с корешем попали в неприятную историю, надо спрятаться. Давайте так. Вы нам свою робу, кликухи, а мы говорим, где наша гражданская одежда, по рукам? Только быстро!
- Вас же быстро вычислят! – не поверили интернатские.
- Это уже наше дело! Нам главное, отсюда смыться! Ваш интернат далеко?
- Не очень, зато за колючей проволокой! Вам понравится! – усмехнулся старший и представился:
- Васька Жмых, он же Шмаков, а это – Сучок, или Сенька Короткин.
- Я Васька, - решил я, - а ты Сучок! – толкнул я поморщившегося Зяму. После чего ребята показали нам свою робу, а мы нарисовали на песке, где лежат наши вещи. Мы их специально разложили в разных местах, придавив камнями. Хоть что-то должно остаться.
Ребята уплыли, позаимствовав у нас червонец, а мы продолжали культурно отдыхать, приглядываясь к коллективу.
Перед уходом Васька с Сучком описали нам центровых парней, даже шепнули кое-кому о нас, чтобы не слишком удивлялись подмене. Оценив наш колоритный вид, пацаны не задавали лишних вопросов. Если они были не глупыми, могли сообразить, что спрятаться в закрытом интернате могли только сбежавшие из колонии, а значит, можно предположить, что мы выше их по статусу.
Но прощупать попытаются, уверен.
Когда, по мнению удивлённых относительным порядком воспитателей все накупались, мы построились, причём в нашу сторону уже поглядывали отдельные нехорошие личности, из числа гражданских. Провели перекличку, посчитали по головам, и велели рассаживаться по местам.
- Эй! Кенты! – тихо позвали нас сзади, когда мы уже сидели в автобусе, - Вы откуда?!
- Всё потом! – улыбнулся я самой хищной своей улыбкой, от которой верхняя губа, рассечённая побратимом, обнажила зубы вместе с дёснами, а перебитый нос съехал на сторону.
Роба скрыла, наконец, выжженный номер на плече. Кепка была с большим козырьком, почти скрывающим лицо.
Честно говоря, я был доволен. Сейчас поужинаем, воспитатели проведут перекличку, и спать…
Ну, спать нам вряд ли дадут, спросят, кто такие… но, думаю, договоримся.
Уйти отсюда? Да как два пальца! Деньги есть, купить майку с кедами можно.
Где я деньги прятал? Да в трусах! Это очень просто.
А вот Зяма что-то совсем раскис. Привалился к окну и отключился. Кое-как его растолкал, когда приехали. Нехорошо ему было, не отпускали видения плохой гибели пацанов на берегу озера.
С трудом уговорив его отстоять построение, попросил ребят помочь отвести в столовую.
Там Зяму затошнило.
- Что с ним? – подошёл дежурный воспитатель. Чёрт! Только этого не хватало! Я опустил голову, но, на моё счастье, сидящий рядом пацанёнок вскочил и сказал:
- Перегрелся на солнце, Борис Николаевич! Разрешите проводить Сеньку в уборную?
Воспитатель кивнул, и отправился дальше. «Сеньку» проводили, умыли холодной водой, и привели уже в более-менее живом состоянии. Всё-таки нормальные пацаны в интернатах и колониях сидят. Отморозков мало. Жаль, что в будущем станет немного по-другому, понятие «мы» заменят на понятие «я». Мне хорошо, а на остальных нас…ть!
После ужина, увидев, что мы едва держимся на ногах, ребята спрятали нас в пионерской комнате, где у них была устроена лежанка, за огромным портретом Ильича.
Пионерская комната была чем-то вроде Красного Уголка, где ребята в свободное время читали книжки, слушали радио, даже телевизор здесь был.
Обычно комната всегда открыта, но ключ от неё всё же был, и сейчас, уложив нас, Миха, парень лет пятнадцати, выставил всех отсюда, и закрыл дверь, оставив нас одних.
Мы отключились. Мне уже приходилось переживать подобные стрессы, а вот Зяме пришлось тяжело. Он вскрикивал во сне, плакал, мешал спать.
Пришлось встать, потом сесть рядом с ним, положить его голову на свою костлявую грудь и петь колыбельную, которую мне напевала когда-то, кажется, в прошлой жизни, Лена, маленькая целительница.