Веселые истории про Петрова и Васечкина - страница 6
– Во даёшь! – восхитился Васечкин. – Ещё и глагол с частицей «не» слитно пишешь! Вот это да, высокий класс!
– А сам-то, сам-то! – запыхтел униженный и оскорблённый Петров. – Ты ещё сам уроки не сделал!
– Да? – насмешливо вопросил Васечкин и, не дожидаясь ответной реакции Петрова, с пафосом произнёс: – Слушай!
Театральным жестом раскрыв тетрадку, он начал читать:
– «Мой летний отдых. Домашнее сочинение. Летом я отдыхал у бабушки. Она живёт на Днепре. Что можно сказать о Днепре? Чуден Днепр при тихой погоде, когда вольно и плавно мчит сквозь леса и горы полные воды свои. Редкая птица долетит до середины Днепра…» Ну, как? – гордо спросил он, прервав чтение.
– Ну, ты даёшь! – выдохнул неподдельно восхищённый другом Петров. – Неужели ты это всё сам?
– Кое-что ещё можем, – скромно вздохнул Васечкин. – Есть ещё порох в пороховницах.
Вильгельм Телль
Папа Петров, вдохновенно жестикулируя и упиваясь собственным голосом, читал сыну пьесу Шиллера «Вильгельм Телль».
– Слушай внимательно, Вася! – предупредил он. – Сейчас самый драматический момент.
– Я слушаю, слушаю! – отозвался Петров-младший.
Петров-сын напряжённо слушал Петрова-папу. Каждый раз, когда упоминалось слово «яблоко», он просто впивался взглядом в чтеца, и тот, чувствуя вопросительный взгляд, вкладывал в чтение всю душу.
Папа захлопнул книжку и торжественно взглянул на сына. Петров-младший, не мигая, смотрел прямо перед собой. Папа решил его ободрить.
– Ну, что ты, Вася, – участливо сказал он, – успокойся. Видишь, всё ведь хорошо кончилось. Вильгельм Телль попал не в сына, а в яблоко, которое было у него на голове…
– И что с ним стало? – волнуясь, перебил его Петров.
– Как что? – удивился отец. – Я же прочёл – его отпускают на свободу.
– Да не с Теллем! – рассердился Петров. – Яблоко кто съел, я спрашиваю?!
Петюня, держи себя в руках
В саду на скамейке сидели отдыхающие люди и поневоле наблюдали, как какой-то паренёк лет десяти возился с малышом в коляске. Собственно, паренёк не возился, а только энергично качал коляску, в которой вовсю ревел малыш.
– Спокойно, Петюня! – сдержанно говорил паренёк. – Держи себя в руках! Не выходи из себя!
Малыш ревел всё пуще.
– Хладнокровней, Петюня! – говорил паренёк. – Главное – это спокойствие!
Соседи на скамейке с восхищением наблюдали за юным воспитателем. Наконец одна женщина не выдержала.
– Молодец, мальчик! – сказала она. – Поздравляю! Ты правильно разговариваешь с младенцами – спокойно и ласково. Это гораздо лучше, чем кричать на них. Умница!
Она склонилась над коляской и ласково засюсюкала:
– Гули, гули, гули! Что ж ты так расхныкался, Петюня?
– Какой он вам Петюня?! – вдруг возмутился паренёк. – Это я – Петюня! А он – брат мой, Григорий, то есть Гошенька. Гули, гули!
И, провожаемый взглядами потрясённых соседей, Васечкин гордо удалился.
Он яростно качал перед собой коляску с разбушевавшимся младенцем и тихо, но упорно приговаривал: «Спокойно, Петюня! Главное – держать себя в руках!»
Реванш
То ли в классики они играли, то ли в пинг-понг, то ли ещё во что-то – не в этом дело, но факт в том, что Люда Яблочкина проиграла, а Маша Старцева выиграла, и вот этого-то Люда пережить не могла. Может быть, она успела бы отыграться, но Маша торопилась домой, и Люде ничего другого не оставалось, как до дна испить горечь поражения.
Уныло она брела по улице и сама не заметила, как ноги вынесли её к Машиному дому, подняли на третий этаж и поставили перед Машиной дверью.
Рука сама потянулась к звонку.
Дверь отворилась. На лестницу хлынули весёлые голоса, смех, музыка. Перед Людой стояла в нарядном платье Маша.