Веселый мудрец. Юмористические повести - страница 17

— Если ты поверил, что у котла могла появиться дочка, так почему же ты не веришь, что он может умереть? — пощелкивая по бородке, ответил Насреддин.

Абдулла, так и не получив назад котла, кинулся домой и сутки не показывался на улице. Планы расправы с ходжой не давали ему покоя. На следующую ночь одноухий слуга оповестил муллу, караван-сарайщика Нурибека, толстого судью, Улымаса, — сборщика податей, Шарафа — чайханщика и купца-ростовщика Керима о тайном собрании в доме Абдуллы.

…Рогатый месяц, похожий на тонкий ломоть дыни, повис над городом. Улицы опустели. Только собачий лай напоминал о том, что за глиняными дувалами есть жизнь. По узким уличкам, таясь в тени стен, проскользнули к Абдулле заговорщики.

Последним, закутавшись в широкий темный халат, пришел длинноносый Абдурахман и скромно уселся в дальнем углу комнаты.

Одноухий слуга стал на страже у дверей.

— Нам и Насреддину стало тесно в городе, — сказал Абдулла, после многочисленных цветистых фраз переходя наконец к делу. — Или мы — или он. Надо проучить этого нечестивца!

В это время что-то забулькало, как кипящий чайник на огне. Звук доносился из угла. Все уставились туда. Это смеялся Абдурахман. Он закинул голову и сжал зубы, чтобы смех не вырывался наружу. Длинный Нос булькал и клокотал.

— Что с тобой, достопочтеннейший Абдурахман? — голосом, сладким, как пахлава[2], спросил Абдулла. И вдруг, сразу став грозным, заорал: — Над кем ты смеешься, сын шакала?!

Но Абдурахман не испугался. На него в жизни столько раз кричали такие горластые люди, что голос Абдуллы звучал для длинноносого, как нежная музыка.

Сквозь клокотанье и бульканье пробрались слова:

— Когда ты, о любимец пророка, произнес слова, внушенные тебе небом, — «надо проучить Насреддина», то я вспомнил, как один богач кормил ходжу кислым молоком… Я уж не помню, кто там кого проучил, но история очень смешная…

— Никого не интересует этот глупый рассказ, — мрачно произнес Абдулла. — Что в нем интересного?

Все собравшиеся пытались скрыть улыбки кашлем или прикрыть лицо рукавом халата. Даже мулла, весь забинтованный и перевязанный, похожий на большую, неумело сделанную чалму, и тот хихикнул.

Но смеяться над хозяином дома было неприлично, и снова наступила тишина. Абдулла предложил совместно найти способ избавиться от ходжи.

— Надо его поставить в смешное положение, — неуверенно проговорил чайханщик Шараф. — Чтоб посмеялись над ним. Хватит ему издеваться над другими!

— Или сделать так, чтобы все увидели: знаменитый Насреддин ничего не понимает… Вот только в чем он ничего не понимает? — И сборщик налогов, богатырь Улымас вопросительно обвел глазами окружающих.

— Может, обокрасть ходжу? — запыхтел толстый судья. — Я освобожу из-под стражи нескольких воров и пошлю их обокрасть ходжу. Пусть захватят и осла и последний халат… Или еще лучше — обокрадут Пулата, у которого живет ходжа, а вещи подсунут в стойло к его ишаку. И все подумают, что ходжа — вор.

— Помните рассказ, как к ходже забрались воры? — спросил караван-сарайщик Нурибек. — Они не нашли ничего, кроме очень тяжелого сундука. Чтобы не уходить с пустыми руками, воры потащили сундук к себе в потайное место. А когда вскрыли его, то обнаружили…

— Золото? — не выдержал ростовщик Керим. — Или Драгоценности?

— Золотую посуду? — мечтательно произнес чайханщик Шараф.

— Откуда у этого нищего оборванца золото? — усмехнулся сборщик налогов Улымас.

— Так что же было в сундуке? — нетерпеливо спросил Абдулла.

И даже одноухий слуга просунул в дверь свое ухо — так ему не терпелось узнать о содержимом сундука ходжи.

— В сундуке… — Нурибек многозначительно помолчал, — воры обнаружили… самого Насреддина! И этот нечестивец прятал лицо в ладонях!

— А зачем… зачем он залез в сундук? — запыхтел судья. — Он испугался и принял воров за убийц? Клянусь аллахом, убийца Насреддина сделал бы угодное пророку дело! Я бы даже наградил этого смельчака!

— Нет, ходжа не из трусливых, — продолжал Нурибек. — Он спрятался в сундук от стыда. «Мне, — сказал Насреддин ворам, — было очень стыдно перед вами. Ведь в доме даже украсть нечего… Ну, как я мог смотреть вам в глаза?»