Весёлый Роман - страница 54
У генерального директора нашего завода есть такая любимая шуточка, которую он повторяет на всех собраниях: «Уважай автоматику, люби ее, следи за ней — подведет, собака!»
Первое время я так и делал, тем более что у моего станка появится то мастер, то кто-нибудь из ОТК, то просто любопытные. А я только ходил кругом и хвастался, в меру своих способностей показывая, что я ничуть не хвастаюсь.
Но затем я стал все чаще сматываться в мотобокс. Там меня и нашли. За мной прибежала девушка из ОТК. В мотобоксе нет телефона.
Перед «Верблюдом» толпилось много людей. Станок стоял. Начальник ОТК Малимон, увидев меня, многозначительно сказал:
— Кошку в мешке не утаишь.
Я только потом сообразил, к чему он это. В ту минуту мне было не до того. В большом металлическом ящике, куда станок ссыпал готовые детали, лежали странные штуки. Сплошной брак. Даже не брак, а черт его знает что. Они должны были иметь ступенчатый профиль. Но никаких ступенек не было. Все детали приобрели такую несуразную форму, словно это было специально подстроено.
Нам все это сошло с рук, как рассудительно заметил Виля, только потому, что уже напечатали статью в заводской газете. Не писать же им опровержение с карикатурами вместо портретов.
А маг я возвратил в клуб. В целом виде. И он снова крутит там «летку-енку».
Виля произвел разборку своего мотоцикла, как выражаются теперь ученые, на молекулярном уровне и намеревался довести этот уровень до атомного. Мелкие части в беспорядке валялись на полу.
— Нужно сделать лабиринтный сальник вдвое тоньше и поставить дополнительный из резины, — сказал я. — Повысится разрежение кривошипной камеры.
— Ты бы лучше выточил из стали гайку, которая крепит глушитель, — заметил Николай. — Алюминиевые ломаются.
— Пора бы и нагар удалить, — потребовал я, рассматривая разобранные детали двигателя.
— И кольца нужно поменять, — подхватил Николай. — Много масла льешь. Они совсем закоксовались…
— Борис Осипович Гопник, — оттянул Виля вбок свою бородку, — рассказывал, что знаменитый древнегреческий скульптор Поликтет проделал такой эксперимент. Он начал высекать из мрамора две одинаковые скульптуры. Одну из них он исправлял по указанию каждого, кто заходил в его мастерскую. Понимаете, что у него получилось?
— А кто такой этот Гопник? — заинтересовался Николай.
— Пассажир. Я его возил вчера в Борисполь. В аэропорт.
— Историк?
— Нет, спортивный журналист. Выглядит не старше меня. А говорит — уже полста. Дочка замужем. Говорит — никогда не пил, не курил. Поэтому сохранился. И тут же пригласил выпить. У меня из-за него план вчера погорел.
— Почему?
— Разговаривали. У него своя теория. Вот вы считаете, что все в природе целесообразно?
— В общем, конечно, — осторожно сказал Николай.
— А он говорит, что это нам только кажется. Факты лежат на поверхности и стали для нас слишком привычными. Поэтому все понятно: рыбы имеют обтекаемую форму, чтоб лучше двигаться в воде. Одуванчику нужны эти парашутики-летучки, чтоб расширить свое, так сказать, жизненное пространство. И фотосинтез, и нервная система, и движения животных за счет сокращения мышц кажутся нам понятными и целесообразными. А почему, спрашивает Гопник, природа не пошла по пути таких выгодных приспособлений, как колесо или радиосвязь?
— И почему же? — страшно заинтересовался Николай.
— Гопник говорит, что эволюция не прямой процесс, что многое зависело от случайностей, от действия наследственности и изменчивости, от естественного отбора и мутаций. Но потом начинает казаться, что все происходило по строгой схеме.
— А в истории? — спросил я. — Тоже так?
— До истории мы с ним не добрались, — разочарованно ответил Виля. — Он и так чуть на самолет не опоздал.
«А как в жизни отдельного человека? — думал я. — Тоже действие случайностей, наследственности и изменчивости?.. А потом все кажется последовательным и целесообразным?»
Недавно я слушал лекцию, специально посвященную второму закону термодинамики. Лектор говорил, что все естественные процессы идут в направлении нарастания беспорядка, или, иначе, энтропии. Но жизнь — это непрерывная борьба с общей тенденцией к дезорганизации, хаосу, борьба за негэнтропию системы — за пищу, информацию, счастье.