Весенняя лихорадка - страница 13

Лиггетт жалел, что у Эмили нет брата или хотя бы такой сестры, с которой можно пообщаться. Но сестра ее жила совершенно обособленно, а брата не было. Затем шла подруга, а подругой была Марта. Лиггетт отверг план поговорить с Мартой, как только это имя вызвало в воображении ее портрет. Но чем больше он думал, тем больше убеждался, что ему нужно с кем-то поговорить о создавшемся положении. Эмили с двумя маленькими дочерьми проводила лето в Хайяниспорте, и он не хотел без особой необходимости разговаривать с ней. Эмили тогда относилась к детям очень серьезно, и разговор об отце встревожил бы ее.

Когда Лиггетт позвонил, Марта как раз собиралась идти обедать в одиночестве и нисколько не удивилась его приглашению на обед. Сказала «да». Он спросил, хочет ли она выпить, Марта ответила, что очень, и Лиггетт пообещал взять бутылку джина. Зашел в известное ему местечко на Лексингтон-авеню, купил бутылку джина за шесть долларов, выпил стаканчик, который поднес ему Мэтт, владелец, и взял такси — маленькую желтую машину.

Марта жила на Мюррей-Хилле, между Парк- и Мэдисон-авеню в доме с автоматическим лифтом. Они пили коктейли «оранжевый цветок», которые нравились Лиггетту. Марта спросила об Эмили всего лишь раз. «Как дела у Эмили? Она в Хайяниспорте, так ведь?» Он ответил, что превосходно, и едва удержался от поправки, что, известно ей это или нет, совсем не превосходно. Потом, видя, что Марта не возвращается к Эмили, оказался в неловком положении. Если женщина отличается уверенностью и самообладанием, придавшими ей смелость принять его приглашение на обед потому, что она не просто близкая подруга его жены, — доверять этой женщине можно. Но вместе с тем желание говорить об Эмили стало убывать. Лиггетт начал получать удовольствие, потому что ему было приятно общество Марты.

Они выпили по два коктейля, потом Марта предложила ему снять пиджак. Он подумал, что затем она предложит ему сигару, потому что пиджак снять хотелось. Там было очень уютно.

— Ты голодна? — спросил Лиггетт.

— Не особенно. Давай подождем, к девяти часам станет попрохладнее. Если ты не спешишь.

— Нет-нет, не спешу.

— Выпьем еще коктейлей, так ведь? Знаешь, я люблю выпить. Я не представляла этого — господи, я вообще ничего не знала о выпивке, — пока не вышла замуж за Томми. Он обычно старался напоить меня, но у него ничего не получалось. Не люблю, когда меня стараются напоить. Если сама захочу напиться, то напьюсь.

Лиггетт пошел с шейкером на кухню и приготовил очень крепкие коктейли, не то чтобы умышленно, но и не совсем случайно. Ее слова напомнили ему о физическом, биологическом, назовите его как угодно, факте: Марта побывала замужем и, значит, спала с мужчиной. Пока что для него это ничего не значило. Было просто странно, что он почему-то перестал думать о ней как о женщине, живущей собственной жизнью. Он почти всегда считал, что, если узнать ее получше, она станет в конце концов хорошей приятельницей, бесполой подругой Эмили.

— Сегодня в Париже День взятия Бастилии, — сказал Лиггетт, возвратясь с коктейлями. (Кроме того, это был день вынесения смертного приговора Сакко и Ванцетти[10].)

— Да. Надеюсь в будущем году в этот день быть там.

— Правда?

— Пожалуй. Этим летом я не смогла поехать на Кейп-Код, потому что Томми выясняет, где я, и принимается звонить в любое время суток.

— Разве нет возможности как-то это прекратить?

— Думаю, есть. Люди советуют обратиться в полицию. Видимо, забыли, что Томми мне нравится.

— Вот как?

— Очень. Я не влюблена в него, но он мне нравится.

— Я не знал этого.

— Конечно, откуда тебе было знать.

— Нет, правда. По-моему, мы впервые разговариваем по-настоящему.

— Да. — Марта положила руку на спинку софы. Загасила сигарету в пепельнице и подняла свой бокал с коктейлем, не глядя при этом на Лиггетта. — Собственно говоря, я никогда не думала, что мы будем вот так, вдвоем, сидеть, разговаривать, пить коктейль.

— Почему?

— Хочешь правду? — спросила она.

— Конечно.

— Ну, ладно. Правда в том, что ты никогда мне не нравился.

— Не нравился?

— Да, — сказала она. — Но теперь нравишься.