Весенняя лихорадка - страница 7

Секс для Нэнси был здоровым, нормально интенсивным и лишь самую малость неприятным до смерти ее дочери. Пол был внимательным, нежным, забавным. Деторождение, несравненный покой кормления грудью мальчиков, восстановление после этих периодов — все совершалось с минимумом страха и боли, а иногда с удовольствием, доходившим — особенно во время кормления — до небесной радости, потому что Нэнси чувствовала себя религиозной на деле. Ей хотелось иметь много детей, и она радовалась тому, что дела обстоят так: церковь одобряет материнство и в нем есть такое высокое наслаждение. Потом маленькая девочка умерла, и Нэнси впервые узнала, что нельзя винить только свое тело в тех страданиях, которые оно иногда тебе причиняет. Нэнси порвала с Римом в тот день, когда умерла ее крошка. Разрыв был тайным, но никто из католиков не порывает с Римом легко.

Мужчина с черным саквояжем отказался от помощи носильщиков. Кому нужна помощь с такой маленькой вещью? Что они подумали? Что у него не хватает сил нести этот маленький саквояж? Что он для этого уже не молод? Подумали, что он… не могли же они подумать, что он старик, так ведь? Если подумали, им придется изменить свое мнение. Большей частью носильщики были молодыми и выглядели довольно сильными, но мужчина глубоко вздохнул, быстро поднимаясь по пандусу и входя в большой вокзал. Он готов был держать пари, что не слабее большинства носильщиков. Он мог бы разорвать их пополам, а они сочли его стариком, хотели поднести его маленький саквояжик! Представил себе, как бы они выглядели в кандалах, как струился бы пот по их шелковистым шкурам. Шелковистые шкуры. Это хорошо. Тьфу. Ему захотелось вытошнить, выбросить из головы тела; он похлопал себя по животу, сжал пальцами ключик Фи-бета-каппа[3] и принялся вертеть цепочку вокруг пальца, но это почему-то было возвращением к плотским мыслям, а ему хотелось выбросить плотские мысли из головы. Ему хотелось думать о причастных оборотах, перифразах, негромком голосе, тангенсах и котангенсах, собрании школьного совета в будущий вторник… Ему всегда хотелось думать об этом собрании в будущий вторник.

Мужчина сел в такси и назвал адрес, водитель так медленно включал счетчик, что мужчина повторил его. Водитель, слегка обернувшись, кивнул. Мужчина посмотрел на лицо и на фотографию водителя. Сходства между ними было немного, но так всегда бывает. Очевидно, вокзалы обслуживает приличная таксомоторная компания. А, ладно, это не важно.

«Если бы я всегда думал о собраниях школьного совета, то не сидел бы сейчас здесь, в грязном нью-йоркском такси, не вел бы двойную жизнь, находясь в этом городе под выдуманным предлогом. У меня не было бы причины здесь находиться. Будь проклята эта девчонка! Я добропорядочный человек. Я безнравственный, порочный человек, но она хуже. Она совершенно безнравственна. Развратна, воплощение разврата. Воплощение Порочности. Она не только порочна — она олицетворение Порочности. То, что я сейчас собой представляю, — ее вина, потому что эта девчонка безнравственна. Каким бы я ни был прежде, это ничто. Я не был порочным, пока не встретился с этой девчонкой. Я грешил, но не был порочным. Не был растленным. Не хотел приезжать в Нью-Йорк, пока не встретил эту девчонку. Она заставила меня приезжать в Нью-Йорк. Она заставляет меня выдумывать предлоги, чтобы приехать сюда, заставляет лгать жене, обманывать жену, эту добрую женщину, несчастную добрую женщину. Эта девчонка растленна, адского огня для нее мало. О, побольше свежего воздуха. Он приятен, этот свежий воздух, даже в такси. Такси свежего воздуха! Господи! „Эмос и Энди“[4]. Вот я думаю об „Эмосе и Энди“ и о том, что они означают. Дом. Семь часов. Запах готовящегося обеда, он будет подан, когда Эмос и Энди выйдут в эфир. Люблю ли я слушать Эмоса и Энди?»

Дверца открылась, он вылез и расплатился с водителем.

Молодой человек поднялся с кровати, пошел в маленькую кухню и, нажав на стене кнопку, отпер парадную дверь. Он был в одном белье — хлопчатобумажной комбинации майки с трусами, несвежей еще со вчерашнего дня. Стоя в двери и ожидая, когда пришедший позвонит в квартиру, взъерошил волосы и зевнул. Раздался звонок, и молодой человек приоткрыл дверь на полфута.