Весны гонцы. Книга первая - страница 18
Из дверей выскочили две сияющие девушки с мудрёно уложенными волосами, таких причесок не было даже на витрине. До сих пор Алёне случалось только подстригать волосы в парикмахерской, да и то редко, мама сама управлялась с этим несложным делом.
Было трудно решиться войти в дверь парикмахерской. Но, ещё раз оглядев свое отражение в витрине, Алёна убедилась, что весь вид портит голова. Танкетки грубоватые, но это не очень-то заметно, платье, конечно, простенькое, но сидит неплохо, особенно теперь, когда она похудела. А уж волосы, прямо как у первоклассницы! Нет, она должна выглядеть не хуже других, чтобы стать смелой и уверенной.
Через полтора часа, пережив немало волнений, Алёна вышла на улицу, гордо неся завитую не как-нибудь, а на шесть месяцев, великолепно причесанную голову.
Она не пошла в столовую, а купила по дороге булку и «Любительской» колбасы.
Глаши дома не было. Алёну опять кольнула мысль, что все готовятся, а она из-за этого подлого Эдика потеряла драгоценный день.
Долго сидела она перед зеркалом, стараясь понять, что же случилось. Если смотреть только на прическу — ловко выложенные валики и пышные волны распущенных волос, — все казалось очень красиво. Но, вглядываясь в свое лицо, Алёна не узнавала себя, чем-то не нравился ей этот новый облик, и привыкнуть к нему, понять, как же теперь надо себя вести, было невозможно. «И зачем согласилась на шестимесячную? — с тревогой думала она. — Сделать бы простую, сразу и размочить можно. А эта… Парикмахерша сказала: „Ни от дождя, ни от мытья не расчувствуется“. Какой ужас — лицо совершенно чужое, и волосы жёсткие, как пакля, какой ужас!» Сидя перед зеркалом, она, не ощущая вкуса, жевала кусок булки с колбасой. Хоть бы Глаша скорей вернулась!
Уже сильно смеркалось, когда в комнату влетела оживлённая Глаша. Алёна ждала её с нетерпением, а тут вдруг сердце ёкнуло, как бывало в школе, когда спрашивали невыученный урок — то ли выплывешь, то ли нет.
— Это что у тебя? — настороженно спросила Глаша, сделала несколько шагов, разглядывая Алёну, остановилась, рот её приоткрылся, но вдруг она деланно улыбнулась, подскочила к Алёне и, поворачивая её в разные стороны, затараторила:
— Миленько. Очень миленько. Ну вот. Это перманент? Да? Право, миленько!
Алёна, крепко взяв Глашу за плечи и заставляя смотреть себе в глаза, спросила в упор:
— Кошмарно? Да? Да?
— Ну, подожди! Что ты, в самом деле! Я говорю — миленько, — смущенно и сердито отбивалась Глаша. — Ну, подожди! — Вдруг она просияла и засыпала словами, не давая Алёне опомниться. — Сейчас всё переделаем! В перманенте я как-нибудь разбираюсь, у меня не первый год! Сейчас размочим и сделаем по-другому. Тебе, понимаешь, не идет закрытый лоб — лицо какое-то… — она надула щеки и закрыла рукой верхнюю часть лица, показывая, какое именно стало у Алёны лицо. — И потом ещё надставка — эти валики, и так рослая! Но ты не расстраивайся! Пойдем! Пойдем под кран!
Скоро Алёна сидела с Глашей за чаем и, слушая её болтовню, уплетала ту самую булку с колбасой, которая не лезла ей в горло два часа назад. Великолепные «валики» были размочены, расчёсаны, уложены «крупными волнами», и туго затянутый платок сжимал многострадальную Алёнину голову.
— Теперь у тебя вполне нормальная прическа. А раза два-три вымоешь голову, и волосы станут помягче, — говорила Глаша, довольная своей ролью спасительницы. — И насчет репетиций можешь не терзаться — мы всего один раз прошли сцену. Олег надумал в ЦПКиО. Ну, пошли, покатались на лодке, пообедали, посидели на пляже, выкупались, мороженого съели, устали как черти. Вот и всё… А я бы очень хотела, чтобы Олег поступил, — вдруг сказала она и задумалась.
Конкурс начинался в десять часов. Глаша с Алёной почти не спали ночь и встали очень рано.
Алёна со страхом развязала платок и взглянула на себя в зеркало. Волосы, по-прежнему разделённые посередине пробором и схваченные заколками возле ушей, лежали надо лбом не гладко, как прежде, а волнами, и сзади не висели, как конский хвост. Пожалуй, это было даже красиво. Однако удовлетворения Алёна, не ощущала, казалось даже, что было бы куда спокойнее со старой причёской.