Весы - страница 13

стр.

Диктор по радио сообщил, что полиция продолжает наблюдать за домом генерал-майора Эдвина А. Уокера и прилегающей территорией. Неделю назад на этого противоречивого политика из правого крыла было совершено покушение. Никаких новых версий.


Наступает темнота, приходит неподвижность, час уединения. Дома в тени, улица — потаенное место, полное загадок. Все, что мы знаем о соседях, успокаивает и убаюкивает глубокий покой, что становится некоей формой близости, пахнущей жасмином, делает нас излишне доверчивыми.

Уин сидел в гостиной и листал книгу. Так считала его жена — листал, а не читал. Переворачивал страницы, пока те не кончались. Он спрашивал себя: осознали те двое, что он созвал их именно семнадцатого апреля, во вторую годовщину залива Свиней, или нет. Хорошая мысль перед сном. Он перевернул еще одну страницу.

Наверху Мэри Фрэнсис лежала в постели. Ее беспокоил протертый ковер, она думала о завтраке и обеде, старалась не гордиться так по-дурацки своей обновленной кухней — просторной, красивой, удобной, с саморазмораживающейся камерой в холодильнике и подобранными по цвету электроприборами, на тихой улочке, обсаженной дубами и орехом пекан, в сорока милях к северу от Далласа.

В Новом Орлеане

Роберт Спраул, одноклассник Ли, смотрел, как тот переходит дорогу. Книжки, связанные армейским ремнем с медной пряжкой «Морская пехота США», тот нес через плечо. Рубашка разорвана по шву. В углу рта размазана кровь, на скуле синяк с зеленоватым отливом. Лавируя между машин, он перебрался на другую сторону и прошел мимо Роберта, который поспешил за ним, в надежде выудить какие-нибудь объяснения.

Они шли по Норт-Рампарт, границе Квартала, где среди автостоянок и металлообрабатывающих мастерских до сих пор еще встречались дома с коваными балконами.

— Ты так и не скажешь, что случилось?

— Не знаю. А что случилось?

— У тебя кровь идет изо рта, а так ничего.

— Больно не было.

— Какой гордый. Я преклоняюсь, Ли.

— Шел бы ты…

— Похоже, надавали тебе будь здоров, раз до крови.

— Они считают, что у меня дурацкий выговор.

— Тебя избили за дурацкий выговор? И что же в нем дурацкого?

— Они считают, что я говорю, как янки.

Казалось, он ухмыляется. Ли вообще было свойственно ухмыляться невпопад, если, конечно, это была ухмылка, а не тик или что-нибудь в том же роде. С ним ни в чем нельзя быть уверенным.

— Идем к нам. У нас есть куча разных антисептиков.

В свои пятнадцать лет Роберт Спраул выглядел как маленький студент-второкурсник: белые кожаные ботинки, твидовые брюки, рубашка на пуговицах с расстегнутым воротником. Уже второй раз он встречал Ли на улице после драки. Какие-то парни поколотили того возле причала парома за то, что прокатился на задней площадке автобуса с неграми. По невежеству или из принципа — Ли отказался говорить. Это неуместное мученичество тоже было в его духе, когда непонятно, то ли он просто дурак, то ли наоборот; а правду знал только он сам.

Роберту пришло в голову, что в речи Ли действительно бывают слышны визгливые северные нотки, хотя, учитывая его сложную биографию, ничего странного в этом нет.


Он проводил много времени в библиотеке. Поначалу пользовался филиалом через дорогу от школы «Уоррен Истон». Двухэтажное здание, где внизу располагалась библиотека для слепых, а наверху — обычный читальный зал. Он часами просиживал на полу по-турецки, изучая названия книг. Он искал книги серьезнее школьных учебников, книги, которые удаляли его от одноклассников, замыкали мир вокруг него. В школе проходили гражданское право и основы экономики. А ему нужны были темы и идеи исторического масштаба, идеи, которые коснулись бы его жизни, его подлинной жизни, внутреннего водоворота времени. Он читал брошюры, рассматривал фотографии в журнале «Лайф». Мужчины в фуражках и поношенных куртках. Толстые женщины с платками на головах. Народ России, иной мир, тайна, покрывающая одну шестую часть суши.

Вскоре филиал исчерпался, и он начал ходить в основное помещение библиотеки на Ли-Сёркл. Коринфские колонны, высокие сводчатые окна, четыре библиотекаря за конторкой справа от входа. Он сидел в полукруглом читальном зале. Публика собиралась всякая: люди разных классов, разного воспитания, с разной манерой чтения. Старики утыкались в страницу и клевали носом. Так они бежали от всего, что снаружи. Старики, прихрамывая, ходили через зал, люди с хлебными крошками в карманах, иностранцы.