Ветер душ - страница 19

   Для начала на нем дружно попадали молоденькие тетки, затем пустили нас. Когда на карнизе приплыл Маликов, я сдрейфил окончательно. Теперь моей целью было долезть до карниза. О большем и не мечталось. Что я и сделал, только коряво маленько. Затем висел на руках, долго не решаясь на срыв. Но хоть данное действие удалось, и я повис на веревке. С облегчением.

   Тренироваться на Азиатской оказалось значительно интереснее. Напротив нее хвойной громадой нависала гора Мохнатка. Чуть далее, в небесной дали парили вечные снега вершин Ала-Тау.

   Это были настоящие горы, хоть и в часе езды от города. Нам позволили роскошь ночевок под скалой. Невдалеке от дороги расположился палаточный лагерь. Он притулился на зеленом, тенистом от растительности островке. С одной стороны его ограничивала пенная, говорливая Малая Алма-Атинка. С другой - плотное темное тело шоссе, уходящее на Медео.

   Тайком от лесников мы жгли костерок по вечерам и готовили настоящее походное варево. Иногда шли дожди, но они лишь прибавляют ощущения жизни. Житие здесь оказалось таким же чистым и свежим, как горы и зелень, окружающие стойбище, как свежий ветер, накрывающий нас вечером и нехотя уходящий по утрам.

   Лазали столько, что захватывает дух. Каждый день с рассвета до заката муравейчики, оплетенные веревкой, сновали по скале. Дни отмечаются трехразовым приемом пищи. Чаще прочего хочется съесть больше, чем дают и спать больше, чем влезет.

   Я прошел и злополучный карниз и еще многое другое, когда грянул такой дождь, что мы вынуждены были ретироваться в город на время, хотя бы для просушки. Сначала снимали веревки, а ливень напрямую окатывал нас упругими, косыми струями. Клубы пара от разогретой земли стелились саваном, плыли в неизвестность. Потом пережидали поток в палатках, да чуть не уплыли вместе с ними.

   Володя разжег в соседней палатке примус и заиграл на гитаре. Они смеются, но и в нашей палатке не холодно, а мокро. Лето. Парит асфальт. Даже не от солнца, оно еще не проявилось из-за туч, просто так. Земля впитала в себя бездну тепла.

   Придется тащиться домой под грузом. Одежда и снаряжение промокли до ниточки. Мы топаем вниз к остановке, сгибаясь под неимоверной тяжестью мокрых рюкзаков, а я испытываю разочарование. Мне не хочется уезжать отсюда ни на секунду.

   Но мы вернулись, и снова вечер. Солнце уйдет за гору, нас покинет его последний оранжевый луч. Мы уйдем в лагерь. Я буду сидеть у речки и опускать в ее ледяные воды руки и ноги. Так хорошо. Горит стертая кожа на кончиках пальцев. Саднят ушибы и порезы.

   Самое главное не идет. Я злюсь на себя, на скалу, которая никак не хочет меня принимать. Делаю по двадцать подъемов за день. Это норма старика - 800 метров, но лишь простые маршруты лезутся хорошо.

   Как она надоела - беговуха. Презрительное занятие для новичков. Неужели я более ничего не могу. Юрка Горбунов отлично понимает меня. Но они почти постоянно лазают вместе с Витюлей. Связка, ее не разбить.

   А мне Юрча рассказывал о жизни в России. Там по другому. Сложнее, что ли. Интересно, как это взять и уехать из дома? Найти что-то новое, может быть, навсегда.

   Юрка отличный парень. Я во многом подражаю ему. Зря старший братец забивает Юрчу на корню. Тренер, а личной инициативы не проявляй. Делай, как сказано. Кроме скал у Юрки нет ничего. Вообще ничего. Вот бы мне так. Раствориться в единой цели и только жить ею.

  - Хорошо, - говорит старший товарищ, - давай, попытаешься сделать так, как я тебе расскажу.

  - Ладно, - сразу же соглашаюсь и цепляюсь карабином за узел на страховочной веревке.

   Передо мной низ зеленой стенки. Это вам не конские бега. Это как раз то, что у меня не получается ни наскоком, ни через не могу.

   Я полностью повинуюсь словам человека за моей страховкой, а он смело ведет меня по вертикальным поворотам на скале. Телу приходится вытворять непривычные движения.

   Откидываюсь на руках как Ванька-Встанька из стороны в сторону. Перехожу из противоупора в упор. Для меня нет горизонтальных зацепов, одни наклонные и вертикальные трещины и ноги, и руки в них. Неторопливой каруселью доплываю до карабина.