Ветер душ - страница 45

  Человек-легенда имел потомков и хотел пристроить собственное чадо в нашу, ничем не примечательную компанию. Теперь с этим завидным фактом Архиповы будут долго подпрыгивать вокруг собственной оси и на достаточное расстояние.

  Конечно, девчушка в течении обстоятельств не виновата, но мне никак не улыбалось, когда с ней примутся носиться словно с писаной, заветной торбой. Хорошо, когда легенда бьет крылами в сторонке, и не очень, когда рядом.

  Слава Богу, хоть папочка ее нас не сопровождает. Зато московский родственник - привесок с нами наверняка. Космачев отрывисто и громко гаркнул прощальную фразу, взмахнул рукой, хлестко ударил Серегу по ладони, закрепляя сделку, и откатил на личном Москвиче.

  Как видно, не у меня одного возникали проблемы в общении со сверстниками. Вновь прибывшей так же, без особого выбора, предстояло освоить забавный вольер и ужиться с его обитателями. Она вынужденно, нехотя присоединилась к девчонкам, а пацаны вернулись к прерванному занятию.

  Мы острили друг над другом и прочими. Это вызывало легкие уколы самолюбия и общие взрывы смеха. Особенно потешались над соперниками из других спортобществ. Сия древняя традиция пришла к нам от старших. Великоспартаковский шовинизм не оказался чем-то особенным. Напротив, каждая компания имела личный флаг и поводы для его вознесения.

  Армейцы гордились жутким профессионализмом и успехами мужиков в альпинизме. Буревеcтники - высоким уровнем высокообразованного любительства во главе с абсолютом единственного в республике мастера спорта по скалолазанию Олега Космачева. Угловатые интеллектуалы из университета, в очках и калошах на два размера больше нужного, радостно хихикали над всеобщей непроходимой тупостью.

  А на 'Енбек' жаловались хором. Говорят, судьи из столь мощной организации готовят трассы исключительно под своих участников. Мужики у них выигрывают любые республиканские соревнования. Наказывают стареющий абсолют 'Буревестника'.

  Народ располагался на сборах особняком. Там 'Спартак', тут 'Енбек'. Уточками за тренером следовали тихие братья 'Локомотива'. Хохмачки устраивали над друзьями - соперниками, в футбол вместе резались, но жизнь у каждой кучки своя, особенная. Редко когда собирались у общего костра. Ну, это взрослые. Нам в таких делах явно попроще.

  17.

  Серебристые с обратной стороны листья тополей чуть трепещут от легкого вечернего бриза с гор. Он несет им свежесть, а мне еще незнакомые, зовущие запахи высокогорья.

  Водитель распахивает мелкую, убогую дверку кабины и вываливается наружу. У него в руках пачка сигарет. Ему можно, он не спортсмен. Говорит о чем-то с Архиповым, улыбается, дышит ему дымом прямо в лицо. Тот в притворном ужасе машет руками, показывает в сторону нас, детей, пальчиком. Негоже, дурной пример заразителен.

  Между пирамидальными верхушками деревьев проглядывают вершины. Они уже оторвались от земли. В их предгорьях таится грядущий вечер, и серая, почти черная растительность сливается в темное море, из которого растут белые, слегка розоватые айсберги льдов.

  Наконец загружены наши бытовые заботы. Архиповы перестают беспокоиться и подпрыгивать за забытым. Я устраиваюсь у краешка тента, чтобы хоть что-то различить в сумерках дороги. Но здесь трясет неимоверно, да и жестко. Все мягкое перетащили вглубь машины. Там и лежат вповалку, аки гады теплые, но ползучие.

  Глаза слипаются. Я отталкиваюсь от деревяшки сидения руками и с размаху падаю в общую кучу. Вой, ругательства. Но ничего. Устроился, растолкал боками нетерпеливых и уснул.

  Только синева, насыщенная до черной глубины. Синева, которую почти не улавливаешь, она оттенок. Ее поглотила ночь. Что-то спряталось за могучей, угрюмой спиной скального жандарма и опускает бледные ниточки лучей на окружающее.

  Луны нет, но прозрачность ночи так легка, что сумрак пересыщается звездами. Они падают на меня неисчислимыми мириадами миров. Они несут свежесть пространства, невообразимую даль безмолвия и печали. Темные, непроницаемые в ночи конуса елей направлены туда же - вверх. И живое может стремится в небо, и я могу.