Ветер прошлого - страница 11

— Мы еще увидимся, — прошептала она.

Мы поцеловались в волшебном полумраке теплого августовского вечера.

Над лужайкой возле виллы Альбериги висела подозрительная тишина. Солнце палило нещадно. Вдруг я понял, чего именно не хватает: кошки исчезли. Наполеон, Рибальдо, Стелла Диана, Феб и Ипполита словно и не жили никогда за этими воротами. Кругом царила мерзость запустения, не ощущалось ни малейшего дыхания жизни. Да и калитка не открывалась, несмотря на все мои усилия.

— Никого нет, — произнес грубый мужской голос у меня за спиной.

Я обернулся. Передо мной стоял низкорослый и коренастый мужчина средних лет с широким лицом и глубоко запавшими маленькими глазками. Его кожа была обветрена и обожжена солнцем. Клетчатая рубашка, испачканные землей штаны и крепкие крестьянские башмаки дополняли картину.

— Где никого нет? — спросил я с растущей тревогой.

— Там внутри. В доме. Никого нет.

— Там живет одна дама, весьма преклонного воз-раста.

— Это Амелия, что ли?

— Да-да, она, — подтвердил я, вспоминая ясный взгляд ее голубых глаз и ее тихое помешательство.

— Она померла, — равнодушно произнес он.

— Я с ней говорил несколько дней назад! — воскликнул я, задыхаясь и чувствуя себя обманутым дураком. — С ней все было в порядке.

— Удар ее хватил. Вечером была здорова, а наутро внучка ее, Сильвана, смотрит, а она уже преставилась. Смерть праведницы, — назидательно добавил крестьянин, проводя пятерней по выгоревшим на солнце и припорошенным пылью волосам. — Так что теперь тут совсем никого нет. Священник приходский приходил, замок навесил.

Тут вдруг налетел порыв ветра, немного развеявший духоту.

— Ветер прошлого, — тихо сказал я.

— Это разве ветер? — он покачал головой, думая о своем. — Погода, она так скоро не меняется: жара установилась надолго. А церковь вон там, — сказал вдруг крестьянин, ткнув узловатым пальцем в направлении поселка.

— Спасибо, — поблагодарил я, пораженный тем, что этот человек сумел угадать мои мысли.

Вскоре я и вправду увидел церковь: высокий и узкий готический силуэт. Я подошел к дому священника. Мне открыла пожилая синьора, смотревшая кротко и по-матерински.

— Чем я могу вам помочь? — спросила она.

— Мне нужно поговорить со священником.

— Как? Вот так сразу? — в глазах синьоры отразился вежливый упрек.

— Наверное, следовало позвонить.

— Да, это было бы лучше.

— Но, видите ли, раз уж я все равно здесь… Это так важно для меня.

— Да, синьор, я понимаю, — ответила домоправительница. Она, должно быть, привыкла иметь дело с людьми, озабоченными неотложными и важными проблемами. — Заходите, — пригласила она меня.

Я вошел в прохладный вестибюль, украшенный пышными и хорошо ухоженными растениями в горшках. Уютно пахло обжитым домом, чем-то давно забытым и вселяющим в душу уверенность.

— Дон Колли исповедует. Если у вас и вправду неотложное дело, вам лучше подождать здесь, — продолжала она, ведя меня за собой.

Мы оказались в чудесном садике, со всех сторон окруженном стенами. Этот сад служил и огородом: кроме роз, здесь поспевали крепкие, упругие помидоры, лук-резанец, пахучий базилик и петрушка. Я полной грудью вдохнул целебные ароматы.

— Располагайтесь, — домоправительница указала мне на каменную скамью.

Утреннее солнце заливало сад, только скамья находилась в приятной тени. Большой дрозд с желтым клювом, усевшись на ветку фигового дерева, принялся разглядывать нас.

Женщина скрылась за дверью вестибюля, и я остался один. Меня посетило умиротворение, вытеснившее из моей души жажду раскрыть тайну моего прошлого. Я вдыхал свежие ароматы, упивался яркими красками и ждал, но больше не сгорал от нетерпения. В нагретом солнцем августовском воздухе веял ветер прошлого, но теперь я мог ждать.

— Ну вот, дон Колли, я все рассказал, — закончил я со вздохом облегчения. — Примите это как хотите: как исповедь или как просьбу о помощи.

Кажется, впервые я последовательно изложил все с абсолютной искренностью.

— Ваша история завораживает, — заметил священник.

Одет он был как подобает — длинная черная сутана и белый стоячий воротничок, — да и вел себя соответственно: слушал доброжелательно и ничему не удивлялся.