Ветер свободы - страница 47

— Что б вас разорвало, — Не знаю еще кого, но пусть помучаются. И вообще, где носит моего драгоценного надзирателя, а то так кушать хочется, аж переночевать негде. Для полного счастья мне бы сюда тарелочку ароматного борща, да с хорошим кусочком сала с мясной прослойкой, корочкой черного хлеба, зубчиком чесночка и пятидесяти грамм холодненькой. М-м-м. Я от представленной картины, чуть слюной не захлебнулась, а уши оглушил возмущенный вопль оголодавшего желудка. Акакий. Где носит твои нестройные ноги. Нельзя же допустить того, чтобы твоя дойная корова копыта отбросила. Ладно, пока этого жирдяя неизвестно где носит, попробуем поколдовать на пару с моим больным воображением. Встала в центре комнаты, закрыла глаза.

— Я точно схожу с ума. Ниточки, вы где, — жалобно проблеяв, я вглядывалась в центр своей груди, стараясь узреть сверкающие тончайшие хитросплетения. Не знаю, сколько я времени пялилась себе на грудь, но глаза очень устали и я ничего не увидела. Звук открывающегося замка вывел меня из раздумий. — А. Явился, не запылился, — Как бы ни желала я наблюдать иную форму жизни, желания мои были нагло проигнорированы, явив моим очам несносного толстопуза. Так, не поняла, а это что за гаврики? За спиной докторишки безотрывно следовали два здоровенных мужика в униформе медбратьев, с тупыми выражениями на своих мордах. Под два метра ростом. Их улыбки походили на звериные оскалы, а руки крепко сжаты в кулаки. Их коровий взгляд безостановочно блуждал по телу, уделяя особое внимание выступающим частям. Попа предчувствует неприятности. Причем о-о-очень крупные.

— О. Как вижу, Вы бодрствуете, жаль. Очень жаль, — жутко улыбнувшись, жертва вредной пищи направилась ко мне. От того взгляда, которым он испепелял меня, становилось не по себе. Ладно, если бы он был один. Я бы его враз вырубила, а с такой группой поддержки, я явно в меньшинстве.

— Что значит жаль? — с вызовом поинтересовалась я.

— Если бы Вы спали, моя дорогая, то сейчас не испытывали бы неудобства — врач гаденько усмехнулся и подмигнул своим провожатым, те же в ответ на его действия, громко заржали. Ох. Не нравится мне все это.

— А, о неудобствах, какого рода, многоуважаемый, Вы сейчас мне вдалбливаете? Что-то я не могу Вас понять? — только не говори мне, пожалуйста, очень прошу, не говори, что ты именно ЭТОГО хочешь. Мне стало безумно страшно от своих же догадок. Ублюдки. Пока я терзала себя кошмарными видениями, Акакий, плавно покачивая животом, прошел до кровати и грузно на нее опустился, заставив ту жалобно заскрипеть. Его охранники расположились за ним. Своей мерзкой рукой он стал неторопливо поглаживать застеленную кровать и не спеша снимать покрывало. Мои нервы натянулись до предела, громкий стук испуганного сердца, оглушал меня, отключая иные окружающие звуки. Дыхание участилось настолько, что закружилась голова, а перед глазами поплыли алые пятна. Все тело сковало, словно вечным льдом и я не смогла пошевелить ни одной его частью. Господи. Да за что? Что я такого натворила, что ты преподносишь мне такие испытания? Я ведь никого не убивала, не воровала. Что я сделала не так? Глаза выжигало от разъедающих слез злости и пылающей обиды.

— Неуд-о-о-о-бства… — этот мешок жира, сладко протянул это слово, пристально разглядывая меня, наклонив голову набок. Облизнув свои губы, он вызвал во мне волну нескрываемого отвращения, которая естественно отразилась на моем лице и немедленно была им замечена — Кривитесь столько, сколько Вашей душе угодно, моя драгоценнейшая Диана, уверяю, Вам недолго осталось.

— Как недолго? Мы же с Вами ДОГОВОРИЛИСЬ. Я себя хорошо веду, а Вы исследуйте меня вдоль и поперек, сколько Вашей душе угодно. Я ведь ничего не сделала… — голос предательски охрип, и уже последнюю фразу я прошептала еле слышно. Только не реветь. Диана. Соберись и не вздумай показывать свою слабость этим сволоч Ам. Я выберусь. Я сейчас что-нибудь придумаю и обязательно выберусь. Светлячка. Милая моя. Ты где. Ну, где же ты, когда ты так мне нужна.

— Я уже узнал все, что мне необходимо, единственное ценное в Вас, так это Ваша удивительная кровь. Вот она-то мне и нужна, а Вы… Вы всего лишь балласт, который подвергает меня лишней опасности.