Ветер в сердце - страница 45

— Все ли хорошо у вас? — не понял ее терзаний Антон. — Не ударились ли вы, падая? Ничего не болит? — волновался он.

— Сердцу моему больно, — ответила Полянская, сдерживая всхлипы. — По всему видно не мила я вам больше, и не нуждаетесь вы в нашей благодарности.

— Как вы могли подумать так? Разве можно? Вы единственная, кто мне мил! И всегда так будет!

Антон спустился с кушетки и сел перед ней на одно колено, а она с интересом посмотрела на него, смахнула слезинку с длинных ресниц, улыбнулась, а потом и вовсе засмеялась звонко, запрокинув голову назад.

Войковский никак не поспевал за ее настроениями и смутился столь резким переходом от горя к веселости. А Оле стало смешно и, в то же время, приятно, лишь потому, что он стоял перед ней так, словно принц перед заморской принцессой. Она отважилась, положила руку ему на голову и потрепала его густые и жесткие каштановые волосы, а потом вздрогнула от своей дерзости, съежилась, испугавшись, что он неправильно ее поймет, и захотела убрать ладонь, но не смогла. Антон же наслаждался этим мигом. Столько ласки было в ее жесте, столько нежности. Чувствовать ее маленькие, изящные пальчики на голове оказалось так приятно и сладко, что он бы всю жизнь провел стоя перед ней на одном колене, лишь бы она не отнимала руки.

— И как же могли вы сомневаться в моих чувствах? — тихо спросила Ольга, — и если только это мешало вам прийти к моему батюшке, то здесь и сейчас вам сознаюсь, я люблю вас и почту за честь стать женой вашей. Это моя заветная мечта и ничто с ней не идет в сравнение.

Антон судорожно вздохнул, не ожидая, что так произойдет ее признание. Сердце его гулко забилось в груди, руки сами потянулись к ней, чтобы обнять, и он предвкушал этот миг, но их внезапно оборвали. Со стороны входа послышались громкие голоса. Войковский тотчас поднялся с колен и посмотрел в сторону приближающихся людей.

Князь Полянский мчался через весь коридор к дочери. Руки у него тряслись, бледный, напуганный он постарел на десяток лет.

— Оленька, — вскрикнул он и бросился к ней. — Как же так милая? В порядке ли ты, горемычная. И за что мне такое наказание? Раньше срока ты меня в могилу загонишь.

Тут он увидел Антона, и страх его сменился злостью.

— Снова вы, князь? Не к вам ли на свидание она спешила? Как могли вы подвергнуть ее такой опасности? Неужто не страшно вам за дитя мое? Одна ведь она у меня, бессовестный вы человек!

Антон встал по стойке смирно и рассеяно смотрел на Полянского, не зная, как и ответить ему и как защитить себя перед ним. Ему не хотелось выглядеть в подобном свете перед человеком, которого он уже мнил себе свекром.

Вслед за Андреем Александровичем в комнату вошли граф Р*** и еще несколько взрослых мужчин, в числе которых были и мужья дочек Олега Денисовича. Все при ружьях, лица насупленные, в глазах осторожность и готовность к любому.

— Что вы, папенька! Какое свидание!? — заступилась Ольга. — Я поехала на фабрику, чтобы на бунт посмотреть, а Антон Семенович оказались рядом, когда на меня толпа напала. Благодарить мы его должны, а не отчитывать!

Полянский не верил такой случайности. Он гневно смотрел сперва на Войковского, а потом и на дочь. Зато графу было довольно таких объяснений.

— Говорил же я вам, Андрей Александрович, князь чистого сердца человек! Молодец друг мой товарищ, Антон. Век не забудем твоей службы.

И Олег Денисович кинулся обнимать Войковского и рассыпаться в благодарностях перед ним. Полянскому ничего не оставалось, как только присоединиться к похвалам. Он извинился за свою горячность, поблагодарил его, сунул пришедшей Агафье денежку, расцеловал дочь и повел ее в повозку, на которой они примчались.

Антон вышел из общежитий, помог графским мужикам изловить его испуганную лошадь, стоявшую у забора, сел в седло и направился прямо за процессией. Олегу Денисовичу объяснился, что хочет сопроводить Ольгу Андреевну до поместья, да его семью повидать, а сам лелеял надежду объясниться с отцом княжны.

Во все времена тяжелые российские дороги легко претерпевались только в одном случае, если было на что посмотреть вокруг, да подивиться. И чтобы не только живописные овраги, да неровные деревеньки — к ним привык глаз русского человека — а еще и что-то одухотворяющее, обескураживающее, торжественное. И вот тогда пролетают минуты пути быстро и без лишних дум.