Ветер в сердце - страница 46
Процессия из нескольких человек, во главе с коляской, в которой сидела Оленька, ее отец и граф Р*** проезжали вдоль левого берега реки Клязьмы. Там на высоком холме высился Успенский собор и, построенная несколько десятков лет назад, колокольня. Золотые купола и шпиль тянулись высоко в небо и почти доставали до густых пушистых облаков парящих, как никогда, низко над землей. Белокаменные стены собора сияли на солнце так, что глазам было больно, но Оля, впервые оказавшись на этой дороге, не могла не смотреть на это великолепие. Восторженность ее и детская радость забавляли и, в то же время, умиляли князя Полянского. Не мог он долго сердиться на дочь и решил оставить серьезный разговор на потом.
— Стойте! Стойте! — приказала она извозчику и, как только тот притормозил лошадей, выпрыгнула из повозки.
— Куда же ты, Оленька? — спросил отец.
Ему неудобно было перед графом за ее безрассудство, но тот, имея трех дочерей, не расстроился и не обиделся.
— Пусть ее пройдется. Чай натерпелась, милая, и хочет богу дань отдать за спасение свое.
Ольга же, к своему греху, в этот момент и думать забыла о происшествии, случившемся с ней. И дань она отдавала людям. Тем, кто построил такое великолепное здание. Тем, кто выковал эти купола и колокола, тем, кто создал это величие на благость людям.
Полянская взобралась на холм, обошла храм и кинула взор на быструю реку внизу, на поля за ней, на зеленые рощи, на красоту сотворенную богом. И вдруг почувствовала тоску. Тоску по душам тех, кто в бесконечных работах не в силах видеть это, не в силах понять или прочувствовать очищение и покой. И захотелось ей, что бы все в мире, как она, вдруг остановились, огляделись и осознали, как прекрасна земля русская и как важны человеческие дела для ее процветания и стати.
Раздался звон колоколов, созывая к вечерней службе. Да так рядом и так громко, что Ольга вздрогнула, живо перекрестилась и теперь припомнила все свои благодарности за божьи благословения.
Все кто сидел в коляске и конные, в числе которых был Войковский, тоже перекрестились и прочли быструю молитву. Каждому было за что порадоваться в этот день и за что попросить прощения.
Оля спустилась к повозке, села на свое место и бросила быстрый взгляд на Войковского. Она и без слов поняла, что он решился и сегодня случится то, чего она так ждала от него. И с одной стороны ей было страшно, а с другой радостно. Виделось ей, что только в нем ее счастье и только те чувства, которые она испытывает к нему, можно назвать любовью. Той самой, которую друг ее Николя никак не хотел понять.
На веранде дома графа встречали охами и вздохами. И графиня, и Машенька и ее сестры бросились к Ольге, обнимали, целовали, плакали и рассказывали, как они переживали и как мучились. Полянская перед ними повинилась, пожалела их и прилюдно поругала себя за глупость. Ее простили и повели в дом. За ними пошли и мужчины.
Сели за накрытые столы. Аппетитные запахи вареной картошки, малосольных огурчиков, зелени, и жареного мяса ударили в ноздри. Не церемонясь, взялись за вилки. Когда с первым покончили, прислуга принесла чаю, баранок и сладких калачей. За чаем завели беседу. Долго радовались тому, как все благополучно разрешилось, и расходиться не торопились. Антон то и дело ловил беспокойные взгляды Оленьки, но поделать ничего не мог.
Наконец Машенька и ее сестры отпросились разойтись по комнатам, с ними же поднялись наверх зятья графа. Сам Олег Денисович откланялся перед Войковским и Полянским и пошел в конюшни, чтобы дать указания работникам. Графиня ушла к горничным. Ольга поняла, что час настал, поцеловала отца, пожала руку Войковскому, задержав свою ладонь в его чуть дольше, чем того требовали приличия и тоже поднялась к себе.
Андрей Александрович вынужден был проводить Антона, и не видел в этом для себя ничего хорошего. Он чувствовал, что тот только и ждет, чтобы остаться с ним наедине.
— Ну что же, милостивый государь. Благодарен я вам за вашу службу и прошу простить мне ту мою горячность. Не разобрался в ситуации, виноват.
— Что вы, Андрей Александрович, как можно. Мне пока не понять отцовских страхов в полной мере, но все же…