Ветилуя - страница 9
И тут в пожелтевшие смотришь листы
И видишь: не читана эта страница —
И хочется книгу отправить под нож.
Приятель женился на той, что в меня
Была влюблена (не вполне безответно),
И дружба немедленно оборвалась.
Обида, любовь и советская власть
Откланялись. Дремлет бурлившая Этна,
На старом пожарище прут зеленя.
Затянется ряской и та западня.
Уже затянулась. Кругов не заметно.
19 июня 1998
* * *
Мы возводили Вавилон.
Среди его стропил
Один красив, другой умён,
А третий счастлив был.
Наивничали мы, цвела
Ребячливость меж нас,
И наши гордые дела
Не поражают вас.
Все наши звери — ДНК,
Квазары, интернет —
Занятны вам издалека
Что твой велосипед.
Вы одеваетесь не так,
Вас декольте смешат,
И мой бесхитростный пиджак —
Музейный экспонат.
Но день не сделался длинней,
Везувий не погас,
И вы не лучше, не умней
И не счастливей нас.
31 декабря 1998
РОГ, ЧАША, СПИРАЛЬ
Явись, Пракситель! Раковине — жемчуг
И перламутр, а розе — аромат
И цвет верни, — и мы с природой квиты…
Но отчего так ноет и щемит?
И где оно: горячее дыханье
Неведомого… лепесток, блаженно
Отогнутый, и гул морской волны?
Я помню майский день, немного хмурый.
Поодаль южное лежало море.
Курортный город с розовой мечетью
В полуденной дремоте нависал
Над голым пляжем. Белое вино
Стаканами из бочки продавали.
Кричали чайки, пес бежал бочком.
Мы шли вдвоем у линии прибоя,
И спутница, внезапно наклонясь,
Рукою загорелой подняла
Кембрийское витое изваянье,
Моллюска галактическое лоно,
Спиралью свернутое…
С отбитым краем и в густой пыли,
Оно еще и цвет былой хранило,
И чувственным дышало. — Это чаша, —
Она промолвила, — и рог сатира,
И розы лепесток, и минарет —
Всё разом!.. — И глаза ее сверкнули.
Тогда ей было двадцать с небольшим.
Зато и уязвим, зато и хрупок
Молитвенный сосуд и нежный храм.
Он раскрывается навстречу ласке,
В нем солнце собрано, в нем дремлет время
Жемчужное. Любви и зова предков
Вместилище, он ритму подчинен,
И будущим загадочным насыщен.
8 января 1999
* * *
Те двое никогда не разлучались
И были счастливы, твердит молва.
Под свастикой, в сороковые годы
Они свой век в Париже доживали…
Разлука долгая с любимым человеком —
Другая степень счастья. Эпос в ней,
Собою полнясь, в зеркальце глядится
Лирическое — и высокий храм
Над бедной повседневностью возводит.
Ты трудишься для будущего. Радость,
Как спящая красавица, забылась
Столетним сном, она себя не помнит
И пребывает в грезе мировой.
Всё это в толк сейчас возьму — и сяду,
И напишу банальное письмо.
— Уж месяцы, — я напишу, — родная,
В разлуке мы. Я очень одинок.
Скучаю. Старюсь. Пью амонтильядо.
Затворничаю, сторонюсь людей,
Скуплюсь, копейки жалкие считаю,
Немногим артистическим друзьям
Внушая ужас, если не гадливость
(о женщинах и вовсе промолчу).
Не часто, но гуляю. Англичане
Умеют парки разбивать. В них белки
Почти ручные. Всадницы в аллеях
Гарцуют весело, воздушный змей
Под облаками пляшет — и не мальчик,
А зрелый муж рукою знатока
Его полетом важно управляет,
Другой несёт к пруду модель фрегата
С оснасткой правильной, — меж тем как я
Под мягкий шум велосипедных шин
Бреду, припоминая нашу встречу
Воображаемую — ту, что станет
Вершиной жизни… —
Что творит разлука!
Очищена от немощи мечта —
И вечное в минутном проступает.
Духи, помада или дым табачный
Не искажают облика души.
Свободная от времени, от пыли,
От слабостей и горестей людских,
Она парит, и скудная реальность
Неловким словом счастья не спугнет, —
И не увидит пошлый соглядатай
Мою богиню с носовым платком.
Пигмалион — разлуке долгой имя.
Случайное художник даровитый
Отсеивает, важное — лелеет,
Вынашивает, пестует — и счастьем
Считает. Такова же и она.
Решусь, пожалуй, молвить и другое:
Елена и Людмила хорошеют
В чужих стенах, в плену. Парис и Черномор,
Как рифма, замыкают совершенство.
Без них и жизнь невнятна, и сюжет.
февраль 1999
* * *
Жизнь мельчает — и, знаешь ли, это
Хорошо… Устаёшь искушать
Колдовство хартфордширского лета,
Незаслуженным счастьем дышать.
Меж дубов, тополей, ежевики,
Черепичных темнеющих крыш
Происходят душевные сдвиги
Ты не в первый момент различишь.
Смысла жизни искал ты, трудился,
Купола к небесам возводил,
Что ж теперь не у дел очутился,