Ветряные мельницы надежды - страница 9
Я невольно то и дело косился на дверь в соседний вагон. И не зря! Где-то через минуту дверь открылась и она вошла. Глянула на меня, но только один раз. Быстрый такой взгляд бросила — и села напротив. Точнее, на противоположный ряд, сиденья за два от моего.
Потом она снова посмотрела на меня и улыбнулась. Я постарался ответить улыбкой, но уж не знаю, на кого в этот момент смахивал. Очень надеюсь, что больше мне никогда в жизни не придется вспоминать, как улыбаться. Я обратил внимание, что тень у нее на щеке стала больше похожа на обычный синяк, который со временем из темного стал желтовато-зеленым.
Ни единая из частей моего тела не хотела подчиняться сознанию. Я вроде только на свет народился: совершенно не помнил, куда нужно девать ноги, когда сидишь, или что делать с руками. Я не знал, куда можно смотреть, а куда смотреть не следует. Мозги вели себя, как пес, гоняющийся за собственным хвостом, и я не понимал, как эту карусель остановить.
Сколько мы так проехали? Лично мне казалось — много-много часов… нет, много-много дней. И все это время я жутко мучился. В смысле — мне было по-настоящему больно. Могу вспомнить только одну более-менее связную мысль: меня поражало, почему я так стремился к этой встрече, так о ней мечтал, если теперь мне невыносимо больно. Я почти жалел, что не остался дома.
Я мог бы поклясться, что мои страдания длились несколько суток, прежде чем поезд затормозил на «Хантс-Пойнт-авеню» в Бронксе. Единственный пассажир — кроме нас с ней — здесь вышел. И больше никто в вагон не сел. Думаю, шел второй час ночи, хотя на часы я не смотрел.
Она снова подняла на меня взгляд и снова улыбнулась. Кажется, на этот раз ответная улыбка мне удалась. У меня было время на подготовку.
— Привет, — сказала она.
Конечно, я тоже сказал: «Привет», но до чего же жалко это прозвучало. Словно у меня все еще ломался голос.
Еще часа два мы катались под землей из одного конца города в другой. Я даже вспомнил, как дышать, хотя мне по-прежнему приходилось включать мозги для каждого вдоха и выдоха.
Без десяти два поезд в очередной раз подъехал к «Юнион-сквер». Она встала, посмотрела на меня, улыбнулась:
— Может быть, завтра опять встретимся. — И вышла.
За миг до того, как двери закрылись, она оглянулась. Улыбка с ее лица исчезла. Я посмотрел ей прямо в глаза. Она вроде подняла жалюзи и позволила мне увидеть свой дом — себя. По крайней мере, одну из комнат этого дома.
Печаль. И тревога. Вот что я увидел.
Она была в беде.
2 МАРИЯ. В беде
Следующий день не задался с самого утра. И скорее всего, Карл ошибся в причинах.
Он сказал, проблема в том, что я его не разбудила, когда вернулась, и не отправила в кровать. Он уснул, сидя на диване, в обнимку с Си Джеем. Оба так сладко спали, что у меня рука не поднялась их будить.
К тому же с Карлом никогда не знаешь, чего ждать. Вообще-то по выходным, когда над ним работа не висит, он мирный. Но я все же стараюсь не искушать судьбу.
А утром, пока я готовила кофе и яичницу с беконом на тостах — любимый завтрак Карла, — он появился на кухне. В очень плохом настроении. Да что там — он был злой как черт. Большая редкость, между прочим. Нет, правда. Чтобы Карл проснулся в плохом настроении? Такого почти никогда не бывало. С ним трудно, когда он уставший, а с утра у нас обычно все в порядке.
— Ты почему меня не разбудила? — начал он прямо с порога. — Шею скрючило! И спину!
— Прости, — сказала я. — Тебе вроде удобно было.
— Черта с два мне было удобно! Совсем наоборот. Все тело ломит. Как я теперь буду работать? И с чего ты взяла, что мне удобно? Проспать всю ночь, сидя на диване!
— Прости. Я не подумала… Прости.
Он шагнул ко мне и встал рядом. Почти вплотную. Плохой знак.
И тут произошло странное: я вспомнила мальчика из подземки. Почему? Представления не имею. Абсолютно не собиралась о нем думать, тем более — в такое неподходящее время. И откуда он только взялся в моих мыслях?
Однако взялся вот… Без моего желания и разрешения. Будто мое сознание попыталось улизнуть, вернуться в прошлое, когда между мной и тем парнем протянулась ниточка. Когда мы смотрели друг на друга и улыбались. Когда мне было совсем не страшно. Видно, я нечаянно вспомнила, как это бывает — когда совсем-совсем не страшно.