Везучие сукины дети - страница 11
Он напрягся. Невидимая ловушка сожрала его уже как минимум до пояса, но у него все еще были шансы, все еще были силы…
Никак!
— Советую думать о чем-нибудь приятном, — с треском разорвал его концентрацию голос. — Каком-нибудь времени года, скажем. Например, я очень люблю весну. Подумайте о ней. Обычно это не помогает, но по крайней мере никто не скажет, что мы не заботимся о своих пациентах. Поехали.
Робот остановился, примерился и резким движением надел решетку на голову Доктора.
Он завопил.
Он не мог остановиться.
И изо всех времен года на свете осталось только боль и смерть.
Обучение Фикуса — теперь его официально и не без причины звали Чумным Доктором — заняло несколько лет. Поначалу дело шло туго, но повторные подключения к нейросети исправляли ситуацию. Теперь он мог намного больше, чем раньше — подключаться к любым электронным системам усилием воли, телепортироваться на небольшие расстояния, вводить людей в короткий транс, мгновенно осваивать любые типы оружия и средств передвижения, и многое другое.
Например, писать стихи. Впрочем, это было доступно ему и раньше, но именно на службе у Хелайна его талант раскрылся полнее всего. Талант, вероятно, был и раньше, но теперь у него было время воспользоваться им. Разумеется, подключение к информ-сети на постоянной основе тоже сделало свое дело — но знакомство с лучшими образцами литературы всех существующих и исчезнувших цивилизаций за много тысячелетий было лишь половиной успеха. Второй половиной стала Мику.
Он так и не видел ее больше, не слышал и не встречал упоминаний, хотя поиск по имени, внешности и длине мозговых волн стали первым, что ему удалось сделать с помощью своих новых умений. После той памятной беседы с Хелайном она словно пропала, испарилась в равнодушной космической тьме. Он не хотел верить, что это было навсегда. Не мог в это верить. И потому писал стихи.
Обучение — или лучше сказать усмирение? — шло небыстро, но это словно и не беспокоило его нынешнего хозяина.
— Ты пытаешься заучить последовательность ментальных усилий, необходимых для успеха, — говорил Хелайн Доктору, когда тот второй месяц бился над очередным неподатливым умением. — Используешь грубую силу мнемоники, словно колдун, запоминающий заклинание, но понятия не имеющий, что означает каждый его элемент по отдельности. Это примитивный аналоговый подход, который серьезно ограничивает твой арсенал. Но зачем его ограничивать?
Электрод, вживленный в мозг Доктора, послал ему заряд боли.
— Как же нужно, хозяин? — вспомнил он нужные слова.
— Разложи прием на компоненты. Пойми функции каждого. Пойми, для чего каждый из них находится именно в этом конкретном месте. Некоторым из этих заклинаний по несколько столетий, они многократно перепроверены и вычищены от мусора нашими техно-жрецами, оставлено только нужное, и ничего сверх этого. Тренируйся!
— Я трачу на все это слишком много времени, хозяин.
— Время! — Хелайн усмехнулся, открыто и жестоко. — Что может быть проще времени?
Доктор учился. Для более комплексного подхода он выучил большую часть живых языков и перешел на мертвые вроде латыни, санскрита, эльфийского или эсперанто. Нельзя сказать, что это оказалось бесполезной тратой времени. Он тщательно разбирал существующие заклинания на мельчайшие элементы, проверяя и перепроверяя их предназначение и особенности функционирования. А потом — очень осторожно — принялся конструировать новые.
На шестой год обучения ему стали доверять выполнение мелких заказов для Банкира-Прайм, друга и соратника Хелайна. Впрочем, судя по тому, как Банкир заискивал перед его хозяином, можно было предположить, что именно последний руководил Ганзой. Заказы были несложными: убить одного, похитить другого, изувечить третьего. Чаще всего это должно было выглядеть как несчастный случай. Автокатастрофа. Отравление. Болезнь. Закупорка сосудов. А иногда заказ был иным — более небрежным и кровавым, тогда это называлось акцией устрашения.