Виагра для дракона - страница 27
Время восстановило свой нормальный темп, тело горело, обливаясь потом. Я остановился, восстанавливая дыхание, и придирчиво оглядел себя. Сегодня обошлось без больших потерь, - ни одной сломанной кости или выбитого сустава. Да, голени и предплечья покрыты ссадинами и огромными фиолетовыми синяками, но они затянуться раньше, чем я закончу дыхательные упражнения.
Глава четвертая: Нашествие Амазонки.
Комплекс Тай-Чи летящего журавля не занимает больше 15 минут, и требует предельного сосредоточения внимания, не оставляя места для посторонних мыслей. К его завершению я был спокоен, как великий отшельник Ду-Вэй, созерцающий цветки дикой сливы. В таком возвышенном настроении даже Катерина, ожидающая меня перед дверью квартиры, не представлялась чем-то, особенно удивительным.
Катя, – настоящая красавица: длинные ноги, четко очерченная линия широких бедер переходит в узкую талию, высокая грудь подчеркнута обтягивающей кофточкой. Огненно красные волосы убраны в аккуратные каре и гармонично сочетаются с громадными желто-зеленого ведьмачьего[39] цвета глазами и не менее яркой пламенеющей помадой, щедро нанесенной на пухлые губки. Впрочем, глаза сегодня были подкрашены на удивление скромно, без обычных декоративных подтеков в стиле «вамп».
Амазонка – так называли ее у нас в институте, любила шокировать общественность вызывающими выходками. Покрасить волосы в помидорный цвет, а ногти в черный и прийти в институт в армейских крагах, – это запросто. Но меня таким не проймешь. Я панкую по жизни, а она только выделывается.
Росту в Катерине сантиметров сто восемьдесят, против моих ста семидесяти, и это еще без каблуков. Смотреть на нее приходилось, сильно задирая подбородок, мне это не нравилось всегда, сейчас – особенно. Тем более, что недавно я ей здорово нагрубил, и чувствовал себя виновато.
Катя эффектна, уверенна в себе и, похоже, влюблена в меня. И вот последнее – совсем плохо. Мое хамство не смогло ее оттолкнуть, вопреки всем ожиданиям, и что теперь делать было не ясно. Ну не бить же ее, в самом деле?! Мало того, что она не «девушка моей мечты», дело в том, что я не смогу быть с ней даже из сострадания. Я – девственник, и изменить эту ситуацию будет непросто.
Ее глаза при виде меня медленно расширились, и она выдохнула, - Ой, Платончик, я не ожидала… Я не дал ей завершить, быстро прикрыв девичий рот ладонью, - не грубо, но достаточно крепко. Тссс… Соседей разбудишь!
У меня не очень, скажу мягко, хорошие отношения с жильцами и еще одна жалоба мне без надобности. На меня пишут все: сумасшедшая старуха с дюжиной собак напротив, отставной КГБ-эшный стукач из квартиры надо мной, ну эти, – регулярно. А по одной-две жалобы удосужились написать наверно все жильцы моего подъезда. Даже бабка, изредка протирающая полы в подъезде, и то умудрилась написать петицию участковому: – мол, у студента следы кровавые под дверью, маньяк завелся новый. Участковый меня знает с детства, делу ход не дал, но убедительно попросил следить за чистотой.
На меня писали жалобы в ФСБ, милицию, СЭС, пожарникам, Президенту…Правда, старушка-собачница уже не в счет. Ее последняя кляуза Путину содержала в себе обвинения в том, что я – нечистая сила, и силой мысли заставляю ее сучонок выть на портрет президента. Вредину занесли в список «психических» и больше на ее сигналы не реагируют. А ведь правду карга писала, ее дворняги отмечали истеричным воем каждый мой нервный срыв.
В данный момент за бабкиной дверью зверинец только начинал успокаиваться после выброса ярости, что устроил я недавно. Доброе утречко Вам, соседи дорогие! Но надо и совесть знать, пора убирать Катерину с глаз подальше.
- Сейчас, Кать, сколько времени?! – я тебе скажу – пол-седьмого, воскресенье, спать любит народ в это время. - А что в такую рань девицы полураздетые у моего подъезда делают, как я объяснять буду?
- Тут я обнаружил два факта: первый заключался в том, что плотно прижатая мной к стенке Катерина медленно оседает, норовя завалиться мне на грудь, а второй – она наврыд плачет, и это было «ударом ниже пояса». Я не могу выносить женских слез. Вообще не могу, - это то не многое, что у меня осталось общего с нормальными мужиками.