Вид с балкона - страница 4

Пессимизм такого рода в лучших образцах современной литературы — явление, видимо, универсальное, как универсальны нравственные проблемы, с которыми сегодня столкнулся весь цивилизованный мир. Вспомним в этой связи хотя бы трилогию Ю. Бондарева («Берег», «Выбор», «Игра»), «Белый пароход» Ч. Айтматова, роман «Другая жизнь» Ю. Трифонова или — пример уже совсем с другого континента — «Осень патриарха» Гарсиа Маркеса.

Рискну заявить, что место итальянца Альдо Пазетти, безусловно, в этом ряду.

Жил да был… отец — такой традиционно сказочный, но в то же время достаточно модернизированный зачин вполне бы вписался в начальные страницы романа «Вид с балкона», когда Энрико — отец «смотрел вдаль на сельский пейзаж, всегда один и тот же и беспрестанно меняющийся, одновременно унылый и радостный. Дома, прочные, как соборы, деревянные вилы, прислоненные к стене, ряды неуклюжих гусеничных косилок, дым из печных труб и от подожженной стерни, неторопливая поступь сеятелей, стада, бредущие в село с водопоя…

Мирная сельская картина, в которой, казалось, запечатлены истинные ценности, быть может единственные в жизни. Запечатлены выпукло, словно художник не написал, а изваял этот пейзаж. А человеческие фигуры — мужчины, женщины, дети, собравшиеся на вечернюю трапезу (их крики доносились снизу нестройным хором), — казались сошедшими с полотна Брейгеля».

Но пусть не обманет читателя эта идиллическая картина наполненного гармонией бытия, пусть не ждет он рассказа об отце, который, как это принято во всех историях, начинающихся с «жил да был…», пройдя через таинственные и многотрудные испытания, выйдет из них победителем и на пороге дома обнимет радостно бросившегося к нему сына!

«Вид с балкона» — роман жестокий, как жестока современная — с возросшим почти до бесконечности углом съемки — видеокамера, автоматически невозмутимо фиксирующая все происходящее вокруг. Это и есть «балкон» Пазетти — «огромный, — по определению самого автора, — глаз, пристально наблюдающий за жизнью». Заявка на реализм очевидна, и писатель блестяще воплощает ее: новаторски, ярко, с проникновением в самые глубины психологии нового чудовищного порождения современного капитализма, имя которому — терроризм.

Не будем забывать: роман вышел в свет в 1974 году, когда в атмосфере всеобщей растерянности перед лицом страшных преступлений и в западной публицистике, и в политологии, и в культуре широкое хождение получают определения, по сути ничего не определяющие: «терроризм, не поддающийся расшифровке», «терроризм в чистом виде», «терроризм ради терроризма». Альдо Пазетти одним из первых — и в этом его писательское провидение — воспринял терроризм как уже утвердившуюся реальность, вскрыл и психологически точно обосновал его неизбежно трагические последствия.

Сейчас, когда в разных странах мира образовались целые библиотеки книг, посвященных терроризму, приходится лишь удивляться и восхищаться тем, как уже в начале 70-х годов, не имея сегодняшнего обильного фактического материала, писатель точно угадал типажи террористов, предсказав даже мелкие «технические» детали, которые всплыли лишь в результате многолетнего и опасного труда сотен следователей.

«В истории бывают периоды, когда объективные условия созрели для коренных изменений в обществе, а сил у прогрессивных классов недостаточно, чтобы произвести их… Тогда общество гниет, и это гниение затягивается иногда на целые десятилетия».[4] Это замечание В. И. Ленина как нельзя лучше подходит для определения сегодняшней обстановки в Италии, которая в своих современных чертах начала складываться еще в первые послевоенные годы.

Не имея места для широкого анализа ситуации, укажу лишь на то, что в результате постоянного (хотя, разумеется, этот процесс не был ни прямолинейным, ни легким) продвижения вперед демократических сил, возглавляемых коммунистической партией, повсеместно в стране укоренились мощные и активные очаги оппозиции официальным властям — оппозиции, оказывающей реальное влияние на выработку и реализацию политического курса страны. В результате создалось и сохраняется уже долгие годы весьма хрупкое равновесие сил, когда главная правящая партия — Христианско-демократическая (ХДП) — лишь на несколько процентов голосов опережает центральную оппозиционную силу — коммунистов (ИКП), которых поддерживает примерно треть избирателей.