Вид с холма - страница 11

Тамара обнимала мужа.

— Какой ты тонкий, все-таки! Наши, балетные, годами до всего доходят, а ты сразу уловил. Конечно, иди работай, милый!

Весь вечер она пребывала в прекрасном настроении..

В доме жили артисты балета и музыканты филармонии; иногда после спектаклей ходили к ним в гости. В артистической среде Тамара воспламенялась: обсуждала очередную премьеру, жестикулировала, протанцовывала отдельные фигуры, сравнивала дублирующих друг друга солистов. Бывало, поглощенная собой, забывала о Вадиме, и тогда, скучая где-нибудь в кресле, он чувствовал себя чужаком, приложением к жене… Она привыкла быть в центре внимания, своим неуемным темпераментом всех заводила — возбужденная компания перебиралась в соседнюю квартиру, от них звонили еще кому-нибудь. В компаниях засиживались до глубокой ночи. По утрам у Вадима болела голова, он еле поднимался с постели, а Тамара вскакивала как ни в чем не бывало, уплетала обычный завтрак — творог с геркулесовой кашей, протирала полы и спешила в театр, в класс, к станку.

— Наши балетные выносливые, двужильные, — объясняла Вадиму. — Мы ведь с детства в режиме, как солдаты.

— Да, но для меня такой образ жизни тяжеловат, — откликался Вадим. — Теперь понятно, почему артисты женятся на артистках. Им трудно сосуществовать с другими людьми. Они все вечера в театре, а каково их супругам? Хорошо, я могу по вечерам работать, а если мужчина инженер? Приходит домой, а жены вечно нет.

Зимой Вадим с Тамарой по-прежнему прогуливались по «Эрмитажу», а иногда покуривали на лавке во дворе дома. В такие минуты Тамара рассказывала о соседях.

— Вон вышла Браславская. Одни партии танцуем. Все мне говорит, как хорошо я выгляжу, а сама только и ждет, когда я ногу сломаю… Давно еще, когда только начинали, мы танцевали в одной тройке: я, она и Канаткина. Так эти стервочки договорились и на одном спектакле сделали руку в другую сторону. Я танцую, дохожу до этого места и закидываю руку над головой влево, а они вправо. Потом еще раз. Режиссер после спектакля нас вызвал, наорал. Я говорю — «мы всегда делали влево», а они в один голос: «Нет, Тамарочка, ты забыла — мы вправо делали». Вот гадины!.. А рядом ее муженек. Тоже наш. Тюфяк и танцор деревянный. У него вечно изо рта пахнет. Не могу с ним танцевать… Ее зовет «моя сладенькая»… А вот Трембольская. Тоже хороша штучка! Сама себе покупает цветы, а билетерши выносят на сцену, якобы от зрителей. Набрала целую группу скандирования… Вон Ленка Рябкина — моет свою машину… Располнела до ужаса. Задница как у слонихи, бюст как у молочницы. Правильно режиссер говорит — таким надо детей рожать, а они на сцену лезут. Подними-ка такую тушу!

В этот момент Рябкина увидела Вадима с Тамарой и приветливо махнула рукой. Тамара тоже улыбнулась и кивнула.

— К любовнику собирается… Недавно прялку из Японии привезла… Теперь все наши балетные идиотки помешались на прялках. Сговорились купить на гастролях.

— Том, ты злая, — оторопел Вадим.

— Ничего не злая. Просто не думаю о людях лучше, чем они есть… Чтобы не разочаровываться… И вообще, искренняя грубость ценнее неискренней улыбки. А они все лицемерки.

Во дворе дома выгуливали пуделей, эрделей, колли; с владельцев собак дворничиха брала пять рублей в месяц за уборку двора. Что Вадима особенно смешило, так это гуляющие с собаками. Они соблюдали четкую субординацию: солисты с солистами, кордебалет с кордебалетом, миманс с мимансом. Собаки подражали хозяевам, только гаражная дворняга Цыган, кем-то издевательски постриженный под пуделя, не разбирал титулов: всех собак, подбегающих к гаражу, хватал за загривок.

Иногда Вадим думал: «Все-таки актеры двуличный и тщеславный народ, в их жизни полно показного… При встрече лезут друг к другу целоваться… Поклоны, жесты, выпендриваются — дальше некуда, ведь они постоянно на виду, их все знают… Их надо только смотреть на сцене, но общаться с ними скучно». А в другой раз он восхищался актерами за трудолюбие, умение перевоплощаться. «Ведь для этого нужно быть тонким человеком, — рассуждал он. — Нужно уметь сопереживать».

Под двором находился подземный гараж, в котором работал механик Владимир Иванович. Вадим иногда заглядывал к нему одолжить инструмент. Владимир Иванович сразу понял, что Вадим разбирается в машинах, и проникся к нему доверием: нахально подмигивал и подробно рассказывал, сколько накануне «содрал» с того или иного солиста. Пользуясь тем, что артисты ничего не смыслили в машинах, он заламывал баснословные суммы за пустяковый ремонт. Он имел «иномарку», двухэтажную дачу, две сберегательные книжки и молодую любовницу. «Негодяй!» — назвала его Тамара с гримасой отвращения, и Вадим подумал: «Все-таки она молодчина — открыто порицает всякую несправедливость и ложь, от кого бы они не исходили: от артистов или механика».