Вид с холма - страница 5
Тамара поджала губы, нахмурилась, но тут же встряхнулась:
— Может, ты и прав. Работа — святое дело.
Подошла к вешалке, накинула плащ.
— Я готова.
Они приехали к Вадиму, и Тамара, точно измеряя метраж, широко прошлась по комнате.
— Такой я ее и представляла. Пиратской. Как мастерская. Я люблю не музеи, а мастерские, где есть незаконченные работы. Мастерская — кухня творчества.
Разглядывая картины и рисунки, она некоторое время стояла в молчаливом изумлении, потом выдохнула шепотом:
— Потрясающе! Подари мне что-нибудь, я повешу на самое видное место. Я и не знала, что ты замечательный художник. Ты добьешься больших высот, я уверена, — театральным жестом она показала на потолок, как бы предсказывая Вадиму путь в бессмертие. — Но почему таких картин мало на выставках? В основном румяные доярки, какой-то наигранно-бодрящий оптимизм? Объясни мне, у вас что, тоже есть привилегированные, которые создают официальное искусство, то, что нужно чиновникам?
— В каждой области они есть, — хмыкнул Вадим. — И есть разные идолы, дутые популярности. И есть талантливые, которые с коммерческим цинизмом делают то, что нужно. Но это ведет к нравственной коррозии. Двум богам служить нельзя.
— Это верно, — Тамара достала из сумки сигареты.
— У нас честный художник поставлен в трудные условия, — продолжал Вадим, — но он отстаивает свое, это главное.
— Как все-таки ужасно, что чиновники диктуют художникам, что рисовать, поэтам — что писать, талантливый зависит от бездарного, — Тамара недовольно топнула и, не переводя дыхания, объявила с жесткой торжественностью:
— Но, к счастью, ты прав, не все идут против своей совести. Я, например, никогда не шла на такие сделки. И ты, я уверена, тоже. В любых обстоятельствах можно сохранить честь и совесть.
Первая неделя их совместной жизни прошла легко, с долей игры:
— Королева, у тебя хорошая кожа, почти как у меня, — шутливо возвещал Вадим, когда они были наедине.
— Хм, хорошая! Как у тебя!.. У меня потрясающая кожа. А руки?! Ты видел у женщин такие руки?!
— Да, в самом деле пластичные. Твои руки созданы для того, чтобы обнимать меня.
— Хм! Почему все мужчины так уверены в себе? Считают себя единственными в своем роде.
— Так ты и всерьез возомнила себя королевой. Даже из туалета выходишь царственно, словно там сидела на троне…
По утрам Вадим подвозил Тамару к театру «на класс», сам спешил на Сокол работать. После класса Тамара звонила, говорила — «ужасно соскучилась и жду к обеду». Часа в три, когда Илья приходил из школы, Вадим приезжал и они втроем усаживались за стол. Тамара прекрасно готовила, и Вадим сразу это оценил.
— Отличные обеды готовишь, Том. Ты, наверно, закончила кулинарные курсы?
— Ага. И курсы кройки и шитья, — поспешно откликнулась Тамара. — Я все умею делать. И считаю, каждый мужчина должен все уметь. А то есть — гвоздя не могут вбить.
— Я тоже так считаю, — согласился Вадим. — Но мне жаль тратить время на это, и чаще хожу в столовые. Я не привередлив, питаюсь урывками, если заработаюсь, так вообще забываю о еде.
Тамара вскинула голову:
— Это никуда не годится. Так можно довести себя до язвы желудка. Но ничего, я займусь твоим питанием. В этом отношении у нас, балетных, армейский режим: по утрам творог и геркулесовая каша, днем плотный обед, на ужин что-нибудь легкое…
— Чай и коньяк, чтобы снять напряжение, — вставил Вадим.
— Напрасно смеешься. Это помогает.
— И сигареты тоже?
— Нет, курение мешает дыханию. Это дурацкая привычка. Я недавно стала курить. Нервы пошаливают. Но я обязательно брошу.
До спектакля они гуляли в саду «Эрмитаж», и неугомонная Тамара все рассказывала:
— …В училище у нас был преподаватель, ужасный сластена. С фамилией Синенький. Когда-то был неплохой танцовщик, но сгубил себя пирожными, заработал кучу болезней. У нас ставили отрывки из балетов, а после премьер устраивалось «торжественное чаепитие». Так вот, на этих чаепитиях Синенький ужасно суетился: подсаживался к директрисе, к заслуженным артистам, развлекал анекдотами и молотил пирожные. Очистит один угол стола, пересаживается на другой. И как в него вмещалось, ведь был ужасно хилый?! Впрочем, все тощие прожорливые, по себе знаю. «Береги себя», — сказали ему как-то, а он не понял. «Чего уж там! Наверное, так и сгорю на сцене» — сказал. По слухам сгорел, но от обжорства…