Вид с пирамид - страница 17

В этот вечер наш капитан вновь бросил якорь. Когда мы спросили, в чем дело, он заявил, что поднимается ветер и вскоре волны будут бить о борт судна. Пароходик может легко зачерпнуть воды, что тогда будем делать? Мы взглянули на реку, кроткую, как остывший суп, и тогда капитан произнес фразу, которая в переводе на чешский язык становится сакраментальной. «Есть Нил ленивый и Нил иной». Мы вошли в заливчик и переночевали здесь. Никакого волнения на реке, разумеется, не было.

После полудня мы снова увидели затопленный храм на острове Филэ и гранитный лабиринт островков возле Асуана. У порогов чешские характеры проявились в превосходном аппетите и непоседливости. Мы плыли по реке пять дней и уже потеряли покой. По пути мы приветствовали направляющиеся в Вади-Хальфу пароходы. На этих трех- и четырехпалубных пароходах люди не путешествуют — здесь разбивают настоящие лагеря с очагами и палатками. Они помахали нам цветными платками.

Египтолог доктор Збынек Жаба

в тропическом шлеме

Каждую минуту мы лезли под душ, так как пот с нас лил градом, как в парной. К тому же нас одолели комары и мухи, и мы докрасна обгорели. Короче говоря, мы мечтали поскорей выбраться отсюда и были счастливы, когда сошли на берег в Асуане.

К нам на обед приехал инженер Собхи. И тут мы поняли всю разницу между нами, гостями и туристами, и инженером, для которого в этой адской каменной сковородке, где на камнях можно сварить яйцо, заключен смысл всей жизни. Именно здесь, у Асуана, Египет пробивается через гранитную скалу к независимости, в новое будущее. Здесь, где вообще не говорят, ибо слова высыхают на губах, где трудятся в поте лица в три смены. Шапку долой! В этом месте все гремит, словно фортиссимо оркестра, механические «бабы» — музыканты, а барабан — земля. При взгляде вниз на дно котлована начинает кружиться голова не только от высоты, но и от вида этого творения рук человеческих, схватки полуобнаженных людей с горой. Сейчас здесь пробуравливают гранитную громаду, строят четыре колоссальных туннеля для подачи воды к будущей гидростанции. Лязгают краны, скрипят землечерпалки, и грейферы судорожно царапают каменные стены. Огромная стена из плит растет, по грандиозности она не уступает плану строительства. Машины вывозят с горы раздробленный камень. Краны когтями поднимают многотонные блоки и уносят их к месту возведения дамбы будущей электростанции. На первый взгляд это бессмысленная работа. Здесь выкапывают, а сюда переносят. Но нет! Все делается по плачу. Здесь ни для кого ничего не существует, кроме стройки. Строителей охватило честолюбие. В них пробудилось честолюбие созидателей, которое с каждым днем все больше и ощутимее превращается в честолюбие национальное. Впервые за тысячелетия египтяне сами осуществляют техническое сооружение — сами и для себя. И на стройке трудятся такие же люди, что воздвигали пирамиды. Феллахи, которые познают в труде свою силу.

Огромная река, ось страны, потечет так, как ей прикажет человек, неся не только воду, но и свет. Нил становится донором, дающим кровь египетской земле. Нил — это все.

Бродили якорь у почти

безлюдной пристани

ЕГИПЕТ

Наша делегация состояла почти сплошь из фотолюбителей, за исключением Ивана Фрича, высококвалифицированного профессионала из Управления Чехословацкой государственной кинематографии. Мы выстроились у пирамид, как артиллеристы, нацелив свои объективы на сорок столетий, довольно тупо взиравших на нас. Затворы фотоаппаратов весело защелкали. Если бы вместо такого щелканья раздавался пушечный выстрел, то по всему Египту несмолкаемо гремела бы артиллерийская канонада. Стоит только фотолюбителю очутиться перед каким-нибудь самым избитым видом — и кончено дело: он теряет рассудок. Тем более, если солнце творит настоящие чудеса со светом и тенями.

— На сотку, диафрагма 12,7, и затени объектив шляпой.

— Не заслоняй мне пирамиду!

— Встань вон туда, пусть видят, какая пирамида огромная, а ты маленький.

Я перестал фотографировать уже со времени своей первой поездки в Америку в 1936 году, придя к выводу, что тот, кто фотографирует, — ничего не видит. Ему нужна не природа, а кадры. И смотрит он не глазами, а цейссовским объективом. Ему не к чему набираться впечатлений. Аппарат заменяет ему память. И, наконец, когда спустя несколько месяцев в результате сверхмедлительных фотосостязаний друг с другом проявят и отпечатают все снимки, на свет божий появятся кадры с пейзажами, предметами и людьми, которых ты никогда не видел, сам не знаешь, откуда они взялись