Вид с пирамид - страница 4

Каирский аэродром расположен примерно в тридцати километрах от города. Наша машина с урчанием пронеслась по великолепным асфальтированным улицам, по аллеям с двумя рядами пальм и хрупких старомодных фонарей, промчалась в аромате утра мимо благоустроенных кварталов с их курортным спокойствием, мимо вилл, школ, жилых домов и кварталов, где скрещивается Восток с Западом, где автобусы обгоняют верблюдов, восьмицилиндровые машины — осликов и тачки, груженные апельсинами, корзинами с цыплятами, — и вдруг мы очутились в европейской столице с высокими жилыми домами и магазинами, крикливой рекламой и взбалмошными шоферами. Местные водители лихо демонстрируют свою приверженность к цивилизации. Сумасшедшую скорость они искусно сочетают с гудками и скрежетом, доводя вас до полного изнеможения.

Когда мы вышли на террасу своего номера в отеле, под нами бурлящим потоком ревела шумная торговая улица. На безоблачном синем небе вырисовывались ажурные сети неонового освещения и леса реклам. Еще выше взметнулись антенны, а над ними парили стаи коршунов и грифов.

Ошеломляющая сила воздействия материи

В любой стране южнее Альп сквозняк в комнате — необходимейшая вещь, а мы, жители средней Европы, боимся его. Но ничего не попишешь: законы, привычки, обычаи и поверия нельзя возить из одной страны в другую. В Египте приходится распахивать окна и двери настежь и опускать на день жалюзи на солнечной стороне.

Мы сняли с себя все, что только можно, и вышли на-каирские улицы.

На плане Каира, который нам вручили в отеле, была весьма уместная надпись: «Космополитический Каир». Город, который нас сразу экспроприировал и национализировал, действительно обладает броскими чертами международности.

Террасовидные небоскребы с высокомерием нуворишей презрительно взирают на ютящуюся рядом с ними одноэтажную нищету. Но, по правде говоря, эти трущобы грязи и нищенские развалины тут только до. поры до времени. Это не означает, разумеется, что нищета и грязь будут тем самым полностью ликвидированы, а только то, что они будут убраны вот отсюда, с этого угла, и на их месте, как на дрожжах, через два-три месяца вырастет многоэтажный дом. Конечно, мы старательно щелкаем аппаратами направо и налево, стараясь запечатлеть лачуги, крытые гороховой соломой, и роскошные дворцы. Что было и что будет. Наша скептическая душа журналиста, полная иронии, не может уклониться от вопроса: для кого?

Отели «Семирамис» и «Шепард» с ресторанами и танцевальными залами на крыше расположены на набережной Нила, у моста Каср эль-Нил, или, как он теперь называется, Ат-Тахрир. На другой стороне набережной, у того же моста, находились английские казармы, которые затем с искренним воодушевлением сломали.

Сама река — независимая, широкая, медленная, самоуверенная, мутная, тысячелетняя. В 1954 году здесь начали строить набережную. Ее прокладывали через районы, застроенные жалкими лачугами, через кварталы нищеты и человеческого несчастья. Теперь набережная уже построена. Но никто не сказал мне, что стало с теми, по чьей кровле прошелся каток цивилизации.

Быстрая езда утомляет сменой впечатлений. Как только поток машин останавливается, несовершеннолетние уличные продавцы предлагают водителям па счастье веночки из цветов жасмина. Город живет, возможно, не по средствам, но жизнь идет полным ходом. У города учащенный пульс и наверняка повышенное кровяное давление. Тут ты буквально ощущаешь, как во все кровеносные сосуды страны вливаются молодые египетские животворные соки. В этом ощущении есть что-то от театрального пафоса. На главной площади с наступлением вечера начинают безумствовать светящиеся рекламы. И ритмические каскады фонтана на площади Ат-Тахрир падают «в унисон» со сверкающим спешащим вечером.

Мы плавно выехали из города и направились в Гизэ. Лихорадочный пульс вечернего города, спавшего днем, создает впечатление непрерывного детективного фильма с восточным реквизитом, с расплывчатыми тенями и силуэтами и с фигурами, крадущимися среди залитых лунным светом колоннад. Чем дальше фары наших машин врезаются в ночную тьму, тем больше мы приближаемся к египетской национальной действительности, удаляясь от космополитического игорного дома цивилизации.