Вифлеем - страница 6
Она спокойна. Я никогда не видел ее настолько спокойной. Это почти пугает.
– Знаешь, я думаю, через какое-то время мы начинаем забывать вещи так же быстро, как учим их, – замечает она. – Думаю, так было всегда.
– И почему ты так говоришь? – Я старательно держу нейтральную интонацию.
– Нельзя сохранить все, просто не хватит места. Как можно воспринять новое, не переписав старое?
– Да ладно тебе, Джен. – Я стараюсь перевести разговор в шутливое русло. – У нас что, в мозгах память заканчивается?
– Почему нет? Мы конечны.
Боже, да она серьезно.
– Не настолько. Мы до сих пор не знаем, что в принципе делает бòльшая часть мозга.
– Может, и ничего. Как и наша ДНК, может, там в основном мусор. Помнишь, когда они нашли…
– Помню.
Я не хочу слышать о том, что там нашли, так как стараюсь забыть об этом уже много лет. Ученые нашли полностью здоровых людей, у которых практически не было мозговой ткани. Они нашли людей, живущих среди нас, с головами, заполненными спинномозговой жидкостью, которые обходились тонким слоем нервных клеток там, где должен был находиться мозг. Эти люди выросли, стали инженерами, учителями, прежде чем выяснили, что вообще-то должны были стать овощами.
Ответов так и не нашли. А искали очень пристально. И даже, насколько я слышал, сделали какие-то успехи, прежде чем…
– Потеря информации, – говорит Джен, – ограниченный объем памяти.
Она всё ещё улыбается мне, озарение сверкает в глазах головокружительным сиянием. Но я вижу то, что видит она, и не понимаю, чему Джен радуется. Вижу, как расширяются две сферы, одна внутри другой, и внутренняя побеждает. Чем больше я узнаю, тем больше теряю, мое собственное ядро распадается изнутри. Все основы растворяются: откуда я на самом деле знаю, что Земля кружится вокруг Солнца?
Почти вся моя жизнь – это акт веры.
* * *
Мне еще полквартала до зоны безопасности, когда он сваливается на меня из окна второго этажа. Мне везет: он выдает себя звуком по пути вниз. Я вовремя выворачиваюсь. Мы задеваем друг друга, и он тяжело шлепается об асфальт, подвернув лодыжку.
Теоретически пистолеты до сих пор вне закона. Но я вытаскиваю свой и стреляю грабителю в живот, пока он не очухался.
Какое-то движение. Неожиданно слева показывается женщина, большая, ростом почти с меня, лицо угрюмое, жесткое, стоит там, где еще секунду назад был только тротуар. Руки держит в карманах порванного пальто. Кажется, в одной что-то сжимает.
Пушка или блеф? Частица или волна? Дверь номер один или номер два?
Я направляю пистолет в ее сторону. Изо всех сил пытаюсь выглядеть как человек, который не потратил только что последний патрон. На одну безумную секунду думаю: не важно, что случится здесь, умру я или выживу, может, действительно существует параллельная вселенная под каким-то невозможным углом, где все в порядке.
Нет. Ничего не происходит без наблюдателя. Может, мне просто стоит посмотреть в другую сторону…
Она исчезла, ее проглотил тот же переулок, что отрыгнул до того. Я переступаю через клокочущее нечто, извивающееся на тротуаре.
– Тебе тут оставаться нельзя, – говорю я Дженет, добравшись до убежища. – И неважно, сколько там вольт вкачивают в ваше ограждение, это место небезопасно.
– Естественно, – говорит она. Включила телевизор на Шестой канал, рупор самого Господа вещает без всяких помех и накладок; у возрожденцев на орбите есть спутник, и эта тупая железяка никогда не выходит из строя.
Дженет, правда, на экран не смотрит. Просто сидит на софе, подтянув колени к подбородку, и глядит в окно.
– На кампусе охрана лучше, – продолжаю я. – Мы можем отвести для тебя комнату. И ездить на работу не надо.
Дженет не отвечает. На экране говорящая голова дает лекцию об Отравленных плодах Светской науки.
– Джен…
– У меня все нормально, Кит. Внутрь еще никто не прорвался.
– Но прорвется. Им всего-то надо набросить на ограждение какой-нибудь резиновый коврик, и все – первая линия обороны сдана. Рано или поздно они взломают коды к главным воротам, или…
– Нет, Кит. Для этого нужно слишком много спланировать.
– Джен, да я говорю тебе…
– Кит, в мире больше нет организованности. Ты что, не заметил?