Викинг-незнакомец - страница 7

стр.

Джил, широко раскрыв глаза, уставилась на свое отражение — густые загнутые ресницы, чуть оттененные веки, губы, на которые Линда наложила немного полупрозрачной красной помады.

— Я… я думала использовать свою обычную розовую помаду, — промямлила она.

— Нет, все должно остаться так, как есть сейчас, — отрезала Линда и вытащила из гардероба бело-серебристый наряд. — Ну, теперь одевайся.

Через минуту Линда застыла, восхищенно любуясь на свое творение, пока Джил разглядывала собственное отражение в зеркале и говорила себе, что хорошая одежда и косметика совершенно преобразили провинциальную серую мышку, работающую в магазине.

— Ты выглядишь словно картинка! А теперь я займусь собой, пока мой дорогой дядюшка не постучал в дверь!

Как только Линда упомянула о своем дяде, Джил почувствовала, что ее нервы напряглись до предела, — ведь стоит Эрику бросить на нее один взгляд, и он мгновенно узнает платье племянницы. Трясущимися пальцами она дотронулась до сверкающего корсажа, осознавая, что за все время работы в магазине она еще ни разу не встречала человека, подобного Эрику Норлунду. Казалось, он надевал свою внешность как броню, которую нельзя пробить, сквозь которую невозможно проникнуть. Девушка решила, что он довольно неудобный в общении человек, несмотря на то что женщины, наверно, падают, как кегли, от одного тяжелого взгляда этого северного варвара, которому доставляет удовольствие только бешеная верховая езда…

Джил помотала головой, чтобы выкинуть из нее всю ерунду, и была рада, что для нее нашлось занятие — застегнуть длинную «молнию» на спине шелкового, цвета цикламена платья Линды.

— Мама на днях заказала его для меня, — сказала девушка и добавила имя известного кутюрье, услышав которое Джил обескураженно заморгала: этот шелк вкупе с вдохновением стоят по крайней мере несколько сотен фунтов. Наконец девушки вышли в гостиную.

Дядя Линды у коктейль-бара смешивал в стеклянном бокале напиток. На звук шагов он обернулся, и Джил почувствовала, что ее позвоночник словно окаменел от его ощупывающего взгляда, который абсолютно бесцеремонно путешествовал по всем деталям ее туалета от серебряных туфелек до серебряной накидки, драпировавшей тонкие руки девушки. Джил была совершенно уверена, что он сейчас что-нибудь скажет, но не ожидала, что Эрик процитирует Байрона.

Изогнув льняную бровь, держа бокал, он спокойно читал стихи великого мастера романтической иронии:

…То несомненно, что прекрасна мисс,
Но сразу вижу страх и робость,
Тревожит, что в смятении она…

Эрик Норлунд встревожен? Джил прекрасно понимала, что он опять дразнит ее, чтобы увидеть, как этот несмышленыш примет его притворство за чистую монету. Вздернув подбородок, сверкая глазами, она вернула ему его колкость, тоже цитатой — Джил прекрасно знала поэзию Байрона:

А в детской все еще лепечет кто-то,
К тому же пахнет там всегда лишь хлебом…

— В самом деле? — Линда возмущенно перевела взгляд с Джил на дядю. — Пахните так сами, если вам нравится. — Она сунула ему под нос запястье, на котором поблескивали часики.

— Хлеб и «Фий д'Эв», — протянул Эрик, — в переводе с французского — «Дочь Евы».

— Это безнравственно — слишком много знать о девушках и о том, чем они пользуются. — Линда смерила его полным упрека взглядом и повернулась к Джил: — Тебе бы не следовало потворствовать дядиному цинизму, он и без того ужасен.

— Мне кажется, что в цинизме относительно женщин он ни в каком потворстве не нуждается, — с притворным простодушием заявила Джил.

Усмехнувшись своим мыслям, Эрик протянул девушкам стаканы с коктейлем вишневого цвета. Джил приняла запотевший стакан, отметив про себя безукоризненный вид Эрика Норлунда: смокинг цвета полуночного неба, ониксовые запонки, тонкий темный галстук, контрастировавший с накрахмаленной сорочкой с гофрированной грудью. Он не был необыкновенно красивым, но выглядел каким-то чрезвычайно чистым, свежим, словно только что вышел из моря.

— Вам нравится работать в магазинчике при отеле, мисс Прайд? — Он поддернул брюки и присел на подлокотник кресла. Эрик изучал ее с такой тщательностью, что она едва сумела не опустить глаза под его стальным, острым взглядом, который, казалось, мог просветить ее насквозь и при этом оставался безразличным.