Вильгельм Кейтель - Размышления перед казнью - страница 12
), отнюдь не отрицая его способностей, особенно организаторских, тем не менее характеризуют его, как тип удобного подчиненного. Гальдер идет еще дальше, называя его «рабочим скотом». Однако исторические исследования хромают на одну ногу. С точки зрения Гитлера, Кейтель как начальник ОКВ был всего-навсего начальником его военной канцелярии (как, скажем, начальник имперской канцелярии [Ламмерс] или партийной канцелярии [Борман]), но и Наполеон тоже подобным образом оценивал своего начальника генерального штаба. Им был маршал Бертье, герцог Невшательский, князь Ваграмский, который в 1814 г., при падении Наполеона, перешел на службу к новому королю Франции Людовику XVIII, а во время «Ста дней» в состоянии душевного разлада покончил жизнь самоубийством. На Нюрнбергском процессе Кейтель на вопрос своего защитника д-ра Нельтс (хотя он и сам задумывался над этим), готов ли он выступать в качестве главного свидетеля военных преступлений нацистского режима, заявил: «Как германский офицер, я, само собой разумеется, считаю своим долгом держать ответ за все, что я делал, даже если это было неправильным. Было ли то моей виной или сплетением жизненных обстоятельств, четко различить удается не всегда. Но для меня невозможно одно: возлагать вину на солдата, находящегося на переднем крае, или на унтер-офицера, чтобы тем самым снять ответственность с тех, кто занимал самые высшие посты. Это не только не соответствовало бы истине, но было бы и недостойно...»>23
* * *
Приводимые далее фрагментарно, частично или полностью документы, касающиеся судьбы Кейтеля, почерпнуты из двух фондов. Прежде всего это переписка из уже цитированного судебного дела «Кейтель 71/40», а также его многочисленные письма к жене Лизе и ее родителям, а также письма жены. Письма приводятся в неизмененном виде (но в ряде случаев с сокращением второстепенных для русского читателя подробностей семейной жизни. — Прим. пер.). Сокращения, сделанные немецким издателем [или переводчиком], обозначены отточием в остроугольных скобках. Во-вторых, это возникшие в период пребывания в тюремном заключении записи самого фельдмаршала. Он делал их, не имея под рукой никаких документальных источников; к тому же у него не осталось времени перечитать их или внести необходимые коррективы. Поэтому там встречаются ошибки и неточности, а также незаконченные фразы или смещение событий во времени.
Эти обстоятельства вынудили издателя дополнять некоторые неотработанные места текста, вставлять для лучшего понимания недостающие слова, а в других случаях — опускать неразборчиво написашшс от руки предложения и исправлять явные фактические ошибки. Такие места взяты в квадратные скобки. Имеющиеся в рукописном оригинале подчеркивания для наглядности выделены курсивом или разрядкой.
В целом же достойно удивления, что, находясь в состоянии тяжелого душевного стресса в недели ожидания вердикта суда и в дни накануне приведения смертного приговора в исполнение, фельдмаршал все-таки оказался способен набросать, с точки зрения присущей ему определенной концепции, краткий очерк жизни и изложить свои действия в столь трудные годы германской истории.
Вполне возможно, что эта работа даже для человека, занимающегося военно-историческими исследованиями за письменным столом в уютном кабинете, потребовала бы не одного десятилетия. Для самого же Кейтеля она являлась желанным отвлечением от тюремной повседневности и способствовала концентрации его мыслей. Однако человеком с ярким пером, крупным литератором фельдмаршал, разумеется, никогда не был. Поэтому чтение его материалов порой довольно затруднительно и требует сосредоточенности. Вероятно, будь у него возможность и время, он многое бы изменил и переформулировал. И пусть он мало обращал внимания на стиль, его памятные записки и приказы говорят сами за себя и весьма точно и четко воспроизводят его мысли.
Все это, конечно, надо иметь в виду при чтении его материалов.
Вальтер Гёрлиц, Гамбург, 15 марта 1961 г.
ПИСЬМА 1914—1935 гг. СЕМЕЙНАЯ ПЕРЕПИСКА
Вильгельм Кейтель — отцу (открытка полевой почты)