Вилла у моря - страница 11

— Если вы мне покажете, куда идти…

— Сеньор Фолгейра ждет в кабинете графа, — поспешно проговорила Химена. — Я вас провожу.

Горничная повела Линн по каким-то запутанным коридорам и лестницам, одна из которых привела их в уютный холл с тремя дверьми. Химена постучала в среднюю и отошла в сторону, сделав знак Линн, что та может войти.

С первого взгляда комната производила гнетущее впечатление. Резная массивная мебель и тяжелые портьеры подавляли откровенной роскошью. В кабинете ее ожидали Хуан и еще один мужчина. Видимо, адвокат.

Линн вовсе не удивило отсутствие матери Хуана и его сестры. У нее только мелькнула циничная мысль: а что, интересно, сказал бы папа, если бы узнал, как безжалостно здесь отнеслись к его дочери от первого брака, буквально швырнув на растерзание волку, или, вернее, пантере, потому что именно с этим изящным хищником ассоциировался у Линн ее чванливый сводный брат.

— А, Линн. Позвольте представить вам сеньора Фолгейру. Он разъяснит все вопросы относительно завещания вашего отца, то есть тех пунктов, которые непосредственно касаются вашего наследства. А я вас оставлю. — Хуан что-то сказал адвокату по-испански.

Тот угрюмо кивнул и с видимым неудовольствием склонился к ее руке.

Линн охватила злость. Мало того, что ее высокомерный братец составил о ней совершенно превратное мнение, так еще и сеньор Фолгейра явно выказывает ей свое пренебрежение. Хуан волен думать о ней что угодно, но она не позволит, чтобы ее осуждал еще и адвокат.

Как только за Хуаном закрылась дверь, Линн разразилась бурной горячечной речью, но сеньор Фолгейра мягко прервал ее еще до того, как она успела закончить первую фразу:

— Пожалуйста, давайте сядем. Так нам будет удобнее беседовать.

Линн неохотно опустилась в кресло. Как только адвокат сел, она перегнулась через стол и с жаром проговорила:

— Прежде чем вы мне объявите о наследстве, я хочу заявить, что намерена отказаться от всего, что отец мне оставил.

Вся боль, вся обида, которые Линн испытала за то короткое время, что провела в поместье, встали тугим комком у нее в горле. Голос сорвался, и ей пришлось замолчать, чтобы смахнуть непрошеные слезы и взять себя в руки.

— Мне уже дали понять, что… что я не общалась с отцом, потому что не хотела. Потому что он был мне не нужен. Но это не так.

Очень подробно и обстоятельно она рассказала сеньору Фолгейре о трагических обстоятельствах, которые привели к тому, что Линн не знала отца. Объяснила, что всю жизнь пребывала в полной уверенности, что того нет в живых.

Пару раз адвокат делал робкие попытки прервать ее речь. Линн видела, что он потрясен и тронут ее рассказом. В его взгляде читалось искреннее сочувствие.

— Пожалуйста, — сдавленно проговорила Линн в заключение, — только не надо меня жалеть. Мне достаточно того, что папа помнил обо мне, что он любил меня. Разве можно желать большего? Все остальное уже не имеет значения. — Она закусила губу и добавила, помолчав: — Не могу вам передать, как я жалею о том, что не знала всей правды, пока папа был жив. Но человек, которого он встретил здесь, в Испании, и который рассказал ему обо мне, к тому времени уже уехал из нашего города. Он не знал, что бабушка умерла, а меня поселили в семье опекунов. К тому же бабушка при оформлении моего свидетельства о рождении записала меня на свою фамилию. То объявление в газете попалось мне на глаза по чистой случайности.

— Да, все это очень печально, — глухо проговорил адвокат, покачав головой. — Ваш отец… Скажу только, что если бы он вас знал, то любил бы еще больше… Если такое вообще возможно. Последние несколько лет он был просто одержим идеей вас разыскать. Но на все воля Божья: Господь распорядился иначе.

Линн искренне пожалела о том, что не может найти утешения в простой вере сеньора Фолгейры. Тогда ей было бы легче справляться с печалью и болью. Но, к сожалению, Линн не верила в Бога. И свою боль она должна была превозмогать сама. Без чьей-либо помощи и участия.

Она взглянула на часы.

— Боюсь, я отняла у вас много времени. Мне нужно…

Она привстала, но адвокат протянул руку и мягко усадил ее обратно в кресло.