Вильямс - страница 18

По условиям работы Вильямс должен был собрать сведения об урожайности хлебов на разных почвах. Он подробно расспрашивал крестьян, изучал статистические данные за многие годы и в конце концов о «красной земле» Нижней Ошмы был вынужден записать в своем отчете: «Высший урожай 48 пудов ржи, низший — 18 пудов ржи с 1 казенной десятины». Эти жалкие цифры поразили Вильямса: ведь на опытном поле Академии почти при таких же почвенных и климатических условиях, как и в Мамадышском уезде, получали по 135 пудов ржи с десятины. Вильямс воочию убеждался, что русская агрономическая наука со всеми ее достижениями бессильна принести крестьянству ощутимую пользу. Из разговоров с крестьянами Вильямс постепенно выяснял, что причина такого состояния их хозяйства заключается не в нежелании крестьян его улучшать, что причины являются более глубокими, общими для всей России.

С невеселыми думами покинул Вильямс Нижнюю Ошму. Он едет дальше по Арскому тракту в деревню Абди. Почва здесь была «серая земля», глубиной всего в 4 вершка; она тоже никогда не удобрялась с тех пор, как лет шестьдесят тому назад была расчищена из-под леса. Об урожайности на крестьянских полях этой деревни Вильямс записал: «Высший урожай 63 пуда, низший — 3 пуда ржи на 1 казенную десятину». 3 пуда ржи с десятины! Это было позорно. Это звучало приговором существовавшим в России порядкам.

Вильямс посещает ряд сел и деревень Кляушской, Асан-Илгинской, Ядыгерской и Нижне-Сунской волостей. Везде он видит одну и ту же картину — урожаи хлебов в 12, 16, 21 пуд с десятины были преобладающими на разных почвах, культура земледелия везде находилась на крайне низком уровне, удобрения почти нигде не применялись.

В издававшемся в конце прошлого века Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона о Мамадышском уезде было сказано: «Сельское хозяйство находится не в цветущем состоянии». Действительно, о «цветущем» состоянии не приходилось и думать.

Множество сложнейших вопросов русского сельского хозяйства возникало перед Вильямсом во время его поездок по Мамадышскому уезду. В сельском хозяйстве этого глухого, отсталого, медвежьего угла отражались все противоречия пореформенной русской деревни, с ее пережитками крепостничества, неслыханной эксплуатацией трудящегося крестьянства, обнищанием и вымиранием деревни, деградацией крестьянского сельского хозяйства. Что тут может делать агроном? В существующих условиях он крестьянину не нужен, а итти на работу к помещику в какую-нибудь «образцовую» экономию — образцовую по выжиманию всех соков из крестьянства — Вильямс не мог: слишком велика была у молодого агронома ненависть к вчерашним владельцам крестьянских душ.

То, что Вильямс увидел в Мамадышском уезде, только укрепило его в отрицательном отношении к существовавшему строю, но выхода из создавшегося положения он еще не видел.

Этот выход — выход революционный — становился все более ясным другому юноше, попавшему в это же время в один из глухих уездов Казанской губернии: в 1887 году студент Казанского университета Владимир Ильич Ульянов был исключен за революционную деятельность из университета и выслан в глухую деревню Кокушкино, где он, так же как и Вильямс, своими глазами увидел бедственное, бесправное положение русского крестьянина. Ленин избрал путь революционера. Молодому выпускнику Петровской академии, избравшему путь ученого-агронома, становилось ясно одно: надо развивать русскую агрономическую науку, но не академически, в тиши лабораторий и маленьких опытных полей, — нужно найти способ обратить выводы науки на пользу родного народа.

Объехав весь уезд, Вильямс собрал много почвенных образцов; естественно, в этом лесистом крае он не нашел черноземов. Чаще всего тут встречались серые лесные земли — глинистые, суглинистые и супесчаные, Эрозия, или смывы почвы, достигала в Мамадышском уезде «огромного развития: площадь смытых в разной степени почв составляла здесь около одной пятой всей территории.

Вильямс ознакомился с возделыванием главнейших культур края, прежде всего озимой ржи, а также овса, ячменя, гречихи, льна, конопли. Он обратил особое внимание на отсутствие в уезде пшеницы, сеяных трав, картофеля, как будто бы он каким-то чудом попал в XVII столетие, когда этих культур действительно во многих районах России не знали.