Вира Кровью - страница 22

А потом оказалось — вполне лёгкие ребята. Вон Ленину, что перед шахтой на постаменте стоит, каску на голову водрузили и тубус гранатомёта прямо в протянутую ладошку вложили. «Главный наш, — говорили. — Вместе с нами тут стоит!». Да, но свежий венок у постамента показывал: это не непочтение и не глумление. Тем более что на груди Ильича закреплена была такая же гвардейская лента, как и на ополченцах. Это были шутки и подначки между своими. Между теми, для кого каменный памятник — тоже боец, и «Муху» он в руке держит — по делу…

Он повернулся. Чёрт, руки за спиной совсем затекли. Не мальчик, сорок пятый годок уже на исходе. Сосуды не те, кровь до кистей с трудом доходит. Суставы плечевые не зудят, а стонут, выворачиваясь вслед за притянутыми чуть ли не локоть к локтю руками. Хорошо, твари фашистские, постарались, с дополнительным садизмом…

И всё равно не хотелось унижаться перед ними, просить ослабить путы, перевязать руки вперёд. Гордость мешала. Прогибаться перед эсэсовцами этими новоявленными? Да ни в жизнь! Перед этими даже не крысами, а… блевотиной, исторгнутой отравленным на майдане народом…

Такая же брезгливая гордость и тогда, в Чечне, не дала ему согнуть голову перед пьянющим в хлам прапором, который начал что-то орать про журналистов-предателей, когда пресс-офицер завяз в недрах комендатуры, и группа гражданских в неположенном месте в неположенное время слишком долго оставалась одна. Вот и прицепился красномордый толстощёкий герой с выкаченными то ли в спиртовом амоке, то ли от общей дури глазами.

Что уж он там орал, сейчас и не вспомнить. Собственно, и вспоминать нечего. Пресса тогда олицетворялась в сознании масс строго в образах «обезьян из ящика» — в телевизионщиках, всех этих Кизелёвых, Свалидзе, Матюк, Максимовецких и прочей либеральной братии. По поводу которой, кстати, и у самого Александра, далеко не любителя коммунистов, возникал общий для множества россиян вопрос, не является ли либерализм синонимом национального предательства.

Но… Это были 90-е, и журналистов тогда всех ассоциировали с обитателями телевизора и нескольких громких газеток. Доказывать перешедшему на визг прапору, что он — вполне честный репортёр вполне честного «АиФ», к тому же меньше года как вообще в профессии, Александр считал ниже своего достоинства. Тем более что свои законных два года он армии тоже отдал, и не его вина, что не попал на войну. Не было ее в его годы службы. Вывод войск из Афганистана начался как раз в том самом мае, когда его призвали.

Потому, когда прапор, поощряемый развлекающимися зрелищем приятелями, скомандовал «журналюгам» лечь — прямо в чмокающую чеченскую грязь, — молодой репортёр «АиФа» и не вздумал подчиниться. Он спокойно стоял, засунув руки в карманы, и внимательно смотрел на красную прапорскую рожу. Мотыляющийся в руках у того автомат на него впечатления не производил.

Потом-то, став поопытнее, немало поговорив с военными, он понял, что творил глупость. И, в общем, действительно поставил на кон свою жизнь ни за понюх табака. Впавший в пьяную шизуху прапор мог запросто выстрелить в непокорного журналиста. И ему за это, скорее всего, ничего особенного не было бы. Армия умеет заматывать «залётные» дела и прятать своих залётчиков. Особенно, когда сама в этом заинтересована и над нею не стоит какой-нибудь важный политикан со своим внезапным политическим интересом.

Тем более — на войне. Тем более — при Грачёве-министре.

Как раз в «АиФе» уже стажировался пятикурсник Александр Молчанов, когда подорвали Дмитрия Холодова прямо в редакции «Московского комсомольца». Шум был громадный, на много лет, и суды вполне внятно указали на исполнителей-военных и заказчика — министра обороны. Но чем всё закончилось? Замотали даже такое политически громкое дело…

В общем, не раз военные в ходе совместных посиделок, когда стадия доходила до обмена байками, крутили пальцами у виска и говорили «братишке Саньке», что он был полный дурак. Прапор? Комендантский? Да на войне? Да пьяный? Да однозначно мог он выстрелить!

Он и выстрелил. Задержав взгляд на Александре и бешено повращав глазами на манер того артиста, что играл Петра Первого в классическом советском фильме, он проорал снова: «А ну, ложись, команда была!» — пустил очередь прямо у него над головой.