Вишенки в огне - страница 10

– Так говорят, у него в Тамбове была краля. А карты? Хотя кто его знает? Сейчас уже не спросишь, а хороший мужик был, что ни говори.

Ясность внёс вернувшийся с перевязки Данила, а за ним на передовую пришли еще несколько агитаторов и подтвердили сказанное Кольцовым.

– Царь отрёкся от престола! Нету больше Николашки над Россеей!

Ни ликования, ни страха эта новость не вызвала у Ефима и Данилы. Отнеслись к ней с крестьянской мудростью: всякая власть от Бога. Видно, угодно ему сменить Николашку – сменил, поставит кого-то другого. Нельзя на Руси без царя. А как он будет называться – какая разница? Как землю пахали, так и будут пахать. Как гнили в окопах, так и будут продолжать ходить в атаки, в рукопашные, гнить, вшиветь на передовой.

– Вот Иван Трофимович Саблин, как истинный офицер, присягавший государю, и не смог вынести такого позора, – взводный командир прапорщик Цаплин с перебинтованной головой после рукопашной схватки мял в руках фуражку, опустил голову, стыдясь показать подчиненным слёзы. – Русский офицер не может присягать дважды, это факт. Он верен одной присяге. Но Россия-то осталась, что ж он так? Эх, Иван Трофимыч, Иван Трофимыч! Как же это?

Ни Ефим, ни Данила не понимали еще того, что случилось со страной и армией, но крестьянским умом уже начали осознавать, что делать больше на войне им нечего.

Ротным назначили прапорщика Цаплина, но это ничего не изменило в жизни рядовых Гриня и Кольцова: всё так же несли службу, мокли в окопах.

Менять их в охранении пришли двое незнакомых солдат.

– Хвастайтесь, православные, как это вам угораздило на отдых попасть? – тот, который постарше, по-хозяйски пристраивался в окопе, поправлял бруствер, углублял нишу под личные вещи.

– Ты что такое говоришь, служивый? – недоуменно воскликнул Ефим. – Какой отдых? Тут на днях Данила в лазарет ходил с раненой спиной, так его даже на день там не оставили. Говорят, иди, воюй, сукин сын! А ты такое…

– Правду бает Семен, – второй солдат перематывал обмотки, прижавшись спиной к стенке окопа. – Ваш батальон уже строится в маршевую колону. Это вы чего-то всё чешетесь, не поспешаете. Может, не хотите в тыл, а здесь останетесь? Так скажите сразу, мы с превеликим удовольствием заместо вас уйдём отседова.

– Побожись! – Данила присел перед солдатом. – Побожись, что не врёшь!

– Вот тебе крест, строятся, – и на самом деле перекрестился сменщик. – Мы с Семёном потому и поспешали к вам, а вы тут, лапотники, спите. Можете и остаться, если опоздаете, а мы заместо вас в тёплые и сухие казармы рванём, а, идёт?

– Так что ж это вы так? – Ефим занервничал, ухватил сидор, скатку пристроил на спине, повесил на плечо винтовку. – Не могли сразу сказать, эх вы! – и выскочил из окопа, бегом пустился в сторону расположения роты по чистому полю. За ним не отставал Данила.

И на самом деле, батальон в полном составе выводили на отдых, грузили в эшелоны на каком-то полустанке, куда пришли пешим ходом на вторые сутки.

– Это ж какая благодать! – Данила всё не мог поверить, что в ближайшее время не будет окопов, атак, рукопашных. – Знать, чисты мы перед Всевышним, Фимка, если нас он помиловал? Услышал наши молитвы, слава Богу!

– Не накаркай – война-то не кончилась. Лучше думай, как хорошее местечко занять в вагоне.

Поселили в казармах на окраине Могилёва, недалеко от железнодорожного вокзала.

Первые дни мылись в бане по два раза на неделе – избавлялись от вшей. Пропаривали одёжу в вошебойке. Потом чистились, стриглись, приводили в порядок обмундирование.

Ходили в наряды, стояли в карауле и каждый день пропадали на полигоне: учились по-новому рыть окопы, ходить в атаку, стрелять по мишеням, колоть штыком тряпичные чучела. Само собой – строевая подготовка. Без нее – никуда.

Здесь, на полигоне, ротный прапорщик Цаплин не жалел: гонял до седьмого пота. Но не роптали, понимали, что чем лучше усвоишь военную науку здесь, тем дольше проживёшь там, на фронте.

А в остальном – грех жаловаться: сыты, одеты, обуты и в тепле. Разве что матом покроют, так не без этого. Куда ж без мата серёд мужиков? То-то и оно! А так ротный – ничего, жить можно, не хуже Саблина, царствие ему небесное.