Витенька - страница 10

Через год выучился на токаря, стал к станку. И вот почти двадцать лет прошло, да каких лет! Но он даже и не понимал, что прошли эти двадцать лет, не подсчитывал, не чувствовал, что прошли. Потому что некогда было просто замечать и чувствовать, больше все вперед заглядывал, продвигался, шел, а чтобы оглядываться назад — не было времени. Как только вышел из ФЗО с третьим разрядом, так и пошел продвигаться. Токаря в моде были, как боги, ценили их высоко. Ну старался, конечно, с третьего на четвертый перевели, а хотелось дальше двигаться. «Дядя Миша, дай червячок выточить». А червячок-то — это уже пятый разряд. «Дядь Миш, ну дай выточить». — «Вот будет станок свободный, во второй смене, — приходи». Приходил и во вторую смену, дело молодое, точил червячок и, конечно, достиг пятого. Сам молоденький, а уж слава пошла — токарь. Учиться не учился, поэтому времени хватало: в кино ходил, футболом занимался, на гитаре выучился играть. Хорошая наступила жизнь. Но тут в армию призвали, в погранвойска, тоже неплохо, только под Мурманском финская война застала. Отвоевал финскую, послали в Ленинград, на курсы сапожников, новая профессия. С курсов — опять на финскую границу, потом на Баренцево море, погранпост. Тут и встретил сорок первый год, начало Великой Отечественной. Сапожная профессия не пригодилась. В конце сорок первого года пришлось на Мурманском направлении ходить по тылам врага. Как пошли, так половина не вертается, остается, в снегах могилу себе находит. Настоящая мясорубка. Но все-таки выжил. Опять послали учиться. Но теперь не на сапожника, а в школу младшего комсостава. Сержантом вернулся в родной полк. Стояли на Ростикенском участке. Тут финны в начале войны на семьдесят пять километров углубились на нашу территорию, но весной сорок второго 82-й погранполк выбил их, и до самого конца на этом единственном участке войны они уже не могли продвинуться ни на шаг. Все годы шли какие-то вылазки и налеты, кто кому в тыл зайдет. То они ударят в спину и опять на свое место, то мы. А тут цинга началась, хвою в бочках заваривали, бруснику, спасались кое-как. В сорок четвертом стали менять старые части, и теперь уж попали в Брест, стали оборудовать границу, охранять. Туда и обратно прошла страшная война, но пограничники опять стали на свои места.

И еще было одно важное событие. Когда финнов выбивали на Ростикенском участке, ранило Бориса осколком снаряда. Осколок попал в шею и лег там близко к какому-то нерву, нельзя было достать, и левая рука стала отниматься. Пришлось отправлять в Москву. Положили в госпиталь на Стромынке, в бывшем студенческом общежитии. А рядом же Потешная улица, Катюша после десятилетки стала работать в этом госпитале санитаркой, ухаживала за Борисом, сперва сильно жалела его, а потом вышло так, что поженились. Почти полгода пролежал в этом госпитале, а уехал в свой полк женатым человеком. На другой год, летом, Катерина написала, что родилась Лелька. Когда демобилизовался, вернулся домой, дочке шел уже третий год, бегала уже, лопотала по-быстрому.

После войны опять стал продвигаться Борис. Сперва мастером поставили, потом технологом, старшим технологом, начальником цеха, главным механиком — и стоп. Грамоты маловато даже для этой должности, на ней тоже не удержишься. Сразу-то после войны людей не хватало, можно было продвигаться, но потом стали подрастать людишки, ученые пошли, а с фэзэошным образованием далеко не уйдешь. Пришлось о техникуме подумать, с осени пойдет, договорился уже.

Так вот и получается, за плечами хожено-перехожено, а все, оказывается, еще впереди. А главное, сам Борис не чувствует в себе никакого груза пройденной жизни. На войне, правда, был как-то посерьезней, поосновательней, а после войны опять вернулась эта легкость. Все, что надо, он, конечно, делает, исполняет, но исполняет как-то легко, без особого осознания. А уж второе дите появилось — Виктор, сын начал жить. Вроде Борис и осознает появление Виктора, а все же остается что-то такое, похожее на забаву, словом, что-то легкомысленное.

Катерина ушла по делам, в консультацию. Евдокия Яковлевна на дежурстве, со своими сумасшедшими, Лелька с подружками ушла куда-то. Один Борис сидит на диване перед кроваткой. Сперва Витек играл привязанными над ним игрушками, потом ему надоело, и он начал кукситься, а то и вовсе плакать.