Витязь на распутье - страница 8
И снова неистовый, ликующий, долго не смолкающий клич над площадью.
Иосиф кричал «ура» вместе со всеми. Казалось, не хватит голоса, не хватит дыхания… Он оглянулся, увидел рядом с собой столько знакомых лиц. Вот пенсне чубатого Чижова. Кольман в заячьей ушанке. Мурзов, курносый, ясноглазый, весь в движении… Не выдержал Иосиф, полез на ящик, с которого только что соскочил солдат.
— Товарищи! Прекрасные слова сказал с этой нашей трибуны товарищ Голубев. Мы верим, что так же думают и все явившиеся с ним солдаты. Мы приветствуем их в наших революционных рядах!
Взглянул на суровый, однотонный солдатский строй — увидел веселые зубы на обветренных лицах. Хватанул холодного воздуха, продолжил:
— Обреченная мировая буржуазия втравила трудящихся в кровавую бойню. Как говорится, мертвый хватает живого. Но что дает нашему брату война? Ничего, ровным счетом ничего! Кроме гибели и разорения. А что она дает эксплуататорам? Новые прибыли! Вот почему наша революция должна быть направлена против войны, против тех, кто жиреет на крови народа!
— Верно! — откликнулись голоса из солдатских рядов.
— Так точно!
И чей-то истеричный взвизг:
— Поражения России желаешь?! Христопродавец!
— Не поражения России! — загремел Иосиф, его синие глаза сверкнули. — Не меньше, чем тебе, крикун, мне дорога Россия! Не ее поражения… А поражения ее правителей, которые меньше всего заботятся об интересах своего народа. Их заботит только собственное сверхблагополучие. Они, нынешние правители России, хуже всякого внешнего врага…
— Уж это точно! — снова поддержали солдаты.
— И еще, товарищи! — Голос Иосифа срывался, но его слушали. — Наши классовые враги рассчитывают перессорить меж собой рабочих разных стран. Они хотят заставить нас убивать друг друга и не трогать тех, кто паразитирует на нашем труде. Втравливая нас в эту бойню, они рассчитывали, что тем самым обеспечат свою безнаказанность, а нас обескровят и еще туже скрутят. Они просчитались! Народ, получивший в свои руки оружие, теперь знает, против кого это оружие направить!
И снова «ура!». И новые ораторы на ящике-трибуне.
Невесть когда и откуда появившийся духовой оркестр грянул «Марсельезу». Как только не примерзнут губы трубачей к холодной меди? Знать, живое дыхание сильнее последних морозов…
Под музыку, вместе с солдатами, двинулись в город.
Устали трубачи — зазвучала песня:
Иосиф пел вместе со всеми. И думал: «Да, час искупленья пробил, но нелегкая борьба еще впереди… Надо уметь радоваться и надо уметь не терять головы от радости. Чтобы не загубить дело недопустимой беспечностью».
Теперь шагали по Думской улице, к Базарной площади. И увидели, что навстречу бежит, размахивая револьвером и шашкой, старик в мундире. Когда приблизился, узнали урядника Дубровицкого, прозванного Домовым.
— Господа! — кричал он, задыхаясь. — Господа! Я старый дуралей!.. Тридцать лет служил государю верой и правдой… А теперь… теперь я отказываюсь! Вот мое оружие, господа, возьмите…
Слезы текли из его воспаленных глаз — быть может, от мороза, у стариков такое часто случается.
Шедшие впереди депутаты, добродушно усмехаясь, приняли у Домового револьвер и шашку.
— А мне куда же теперь? — спрашивал разоруженный урядник, не заботясь утереть слезы. — А как же я, господа?
— Пристраивайся, — посоветовал кто-то весело. — К колонне нашей пристраивайся, с нами не пропадешь!
— Слушаюсь! — ответил вполне серьезно растерявшийся старик и поспешил в хвост колонны.
Свернули с улицы за угол на площадь, выстроились перед фасадом побеленного двухэтажного здания, где помещалось полицейское управление. Впереди — с оружием на изготовку, позади — безоружные.
У парадного входа стоял в безнадежном одиночестве старший городовой Карасев, при кобуре и шашке. На шинели — кресты, то ли впрямь за ратные подвиги, то ли… Этого в колонне помнили многие, не только Иосиф. Зароптали, не суля давнему знакомцу ничего доброго. Иосиф сжал кулаки и, обращаясь не только к другим, но и к себе самому, в который раз предупредил: