Витязь. Тенета тьмы - страница 18

Нолдорин являлся оплотом эльфов – одним из пяти последних. Снаружи великолепие города ничуть не померкло, но Тайтингиль слишком хорошо знал, что делалось внутри. В семьях эльфов давно не появлялось потомства. Дети Последней Зари родились около ста пятидесяти лет после того, как дайн Тенистой Пущи, король Оллантайр, взял в жены дивную чужеземку человеческой крови, и было их очень мало. Именно это стало причиной для Тайтингиля уйти за предел своего мира на поиски ключа к возвращению былого величия его народа.

К звездам.

Лантир поднял руку – вся кавалькада остановилась около россыпи камней. Тайтингиль чуть кивнул.

Навстречу кавалькаде из укрытия выехал светловолосый эльф в длинном плаще, накинутом на голову капюшоне. Его сопровождали двое пеших воинов, и от взглядов гостей не укрылось, что в их луки были вложены стрелы.

– Мигр-рационная служба, – определил Котов. – Тай… Тайтингиль, у вас документы спр-рашивают?

Встречающий обменялся парой фраз с Лантиром, слегка поклонился златому витязю и сообщил:

– Виленор говорил с гонцом и велел пропустить Тайтингиля Заступника в град беспрепятственно. Его и оруженосца, если витязь Золотой Розы ручается за него, кем бы он ни был. Пропустить свободно и сопроводить до самого дворца.

Тайтингиль наклонил голову, и длинная плеть золотых волос зашуршала, разворачиваясь потоком по доспеху.

Кони устало взбрели по каменистому склону, и врата Скрытого города, жемчужины эльфов, открылись для них.

Лошади звонко высчитывали шаги по мощеным улицам.

Котяра вертел головой, оглядываясь. Нолдорин считался самым крупным и величественным из городов эльфов еще в древние эпохи – а ныне ему и вовсе не было равных. Высокие стены чем-то напомнили московский пафос сталинского ампира. Котов с наслаждением разглядывал легкие силуэты башен и изящно построенные дома, мостовую, в которую руками двергов было вмуровано немало самоцветов Яхонтовых гор, деревья и роскошные, даже осенью изобилующие цветами каменные вазы; витые решетки, скульптуры, фонтаны.

Тут вообще было очень зелено и свежо, и Котяра жмурился, наслаждаясь красотой – и, несомненно, ностальгируя по городу и миру, ставшему ему родным за человеческую жизнь.

Подъемный мост, по которому прогрохотали копыта коней, оказался превосходно отлажен и крепок. На стенах и в проеме ворот стояла стража – тоже с луками на изготовку, и взгляды высоких, худощавых эльфов были профессионально-внимательными.

Тайтингиль ехал, погруженный в свои непростые мысли, и время от времени улыбался кому-то из горожан или приветственно поднимал руку.

– Слушай, а это что такое? – спросил Потрошитель Азар, осторожно указывая лапой на пустые окна одного из дворцов. Вьющийся по стенам слегка порыжевший плющ в сочетании с опустевшими провалами окон навевал печаль.

– Здесь никто не живет, орк. – Видя, что витязь не торопится с ответом, пояснил Лантир. – Никто не живет.

– Ох, – неподдельно огорчился Котяра.

– Эльфы… стали немногочисленны, – будто признаваясь в чем-то тягостном, выговорил стражник. – Они… мы… уходим в Чертоги.

– Это понятно, – отмахнулся Котяра. – Я пр-ро другое. У вас же недвижимость в центре города простаивает. Откр-рыли бы там что-нибудь, ну.

– Ты не понял, орк. – В голосе Лантира явно прозвучал металл. – Там открыто. Но там некому жить.

– Котов говорит, – сказал Тайтингиль, словно очнувшись от дремы, – что там, где он жил ранее, в домах есть торговые лавки… и… цирюльни, и бу-ти-ки…

Котяра просиял, осчастливленный понятливостью и вниманием эльфа к московской жизни.

– Я видел всякое в том месте. Я видел…

– В Моруме? – уточнил Лантир; он разнервничался. – Разве только в Моруме во дворце благородного эльфа могут устроить цирюльню, если бы туда попал сам дворец! При полном безразличии к памяти его предков, его рода… И кто же станет работать в такой цирюльне? Ни один эльф…

– Люди, – запросто сказал Котяра. – Люди. Меня азер-рбайджаночка стрижет, Сабина.

– Нолдорин – древний эльфийский город, – отчеканил Лантир, неприязненно поглядывая на его лысый череп. – Люди – там.

Он показал подбородком назад, за ворота – и пришпорил коня, заставляя принять в рысь.