Византиец - страница 10

Папа Пий II. Комментарии

Вскоре случились два эпизода, которые подкрепили Н. в его настрое.

Н. получил повод усомниться в личной моральной чистоте Виссариона. Одно дело — быть жестким и коварным политиком, интриговать, добиваться своих целей. И другое — самому участвовать в мелких, не очень солидных и к тому же не особенно грамотно сработанных провокациях.

Дело было так.

С началом 1453 года Николай V как будто стал несколько смягчаться в своем отношении к Георгию Трапезунду. Тот тогда находился в Неаполе при дворе короля Альфонса, по сути дела, в изгнании. Попал в эту передрягу он главным образом по своей собственной вине, из-за своего вздорного и неуживчивого характера и неуемного правдоискательства. Непосредственным поводом послужила драка между Трапезундом и Поджо Браччолини, происшедшая 4 мая 1452 года. Кто в ней был прав, кто виноват — установить не представлялось возможным, да, наверное, и не требовалось. Эта драка послужила сигналом к тому, что все принялись добивать неуживчивого критянина. Причем Виссарион, формально не участвовавший в этой кампании, фактически одобрил травлю.

Трапезунд сперва на два месяца угодил в тюрьму. Был вынужден официально и довольно унизительно извиниться перед Поджо. Затем, отчаявшись добиться аудиенции у Николая V, от греха подальше перебрался в Неаполь. В письме, которое Виссарион направил Трапезунду по следам этого позора, кардинал, любивший расставлять все точки с запятыми по своим местам, очень точно указал на истинную причину гонений. Согласно Виссариону, Трапезунд заслуживал еще более строгого наказания, потому что проявил неповиновение. В этом для Виссариона был ключ. Когда-то он помог Трапезунду. Следовательно, он рассматривал Трапезунда как своего человека и рассчитывал на полное повиновение с его стороны. Во всем. Своеволие влекло за собой немедленное наказание.

Однако спустя примерно год папское раздражение против Трапезунда начало постепенно утихать. К тому же Виссарион находился в Болонье и настраивать Николая V против критянина было некому. Так или иначе, в октябре 1453 года Трапезунд вернулся в Рим и ожидал помилования.

И тогда подручные Виссариона по его указанию организовали подлог. Было сфабриковано письмо султана Мухаммеда II папе Николаю V, выдержанное в грубых и оскорбительных выражениях. По сути дела, султан, только что взявший Константинополь, предлагал папе капитуляцию.

Письмо представляло собой явную подделку. Изобиловавшие латинизмы выдавали западную руку. Авторство сразу приписали Трапезунду. Н. доподлинно знал, что Виссарион сам указал папе на Трапезунда как на автора. Фактически, как считали многие, — кстати, Н. разделял это мнение, — письмо султана было делом рук все того же Поджо Браччолини. Стиль письма выдавал флорентийца с его любовью к перифразам из Виргилия и Ливия.

Тем не менее, несмотря на очевидность провокации, дело принимало для Трапезунда серьезный оборот. Маячила перспектива очередного тюремного заключения. И по всей вероятности, именно этим и закончилось бы, поскольку Виссарион со своими врагами не шутил. К счастью для критянина, ему удалось доказать, что он уже находился в Риме в то время, когда, согласно обвинениям, письмо якобы было переправлено из Неаполя.

На Н. вся эта история произвела довольно неприятное впечатление. Прежде всего из-за обнаруженной Виссарионом мелкой мстительности.

Другой эпизод был связан непосредственно с отношениями между Н. и Виссарионом. Отношения эти были несколько странными. С одной стороны, Н. все более выходил на роль ближайшего, довереннейшего сотрудника кардинала, по крайней мере в том, что касалось работы. Однако в то же время кардинал по-прежнему держал его в отдалении. Н. оставался сотрудником самым молодым и перспективным, но не более того.

Кардинал ни разу не брал Н. на встречи со своими агентами и осведомителями. Ни разу не приглашал к себе домой в вечерние часы, чтобы помочь разобрать какую-нибудь древнюю рукопись или продиктовать частные письма. Все это немного угнетало Н. Однако в то же время он испытывал немалое облегчение. Ни для кого не составляло секрета, что Виссарион любил молоденьких мальчиков. Об этом не говорили вслух, никогда. Потому что боялись. Виссарион такие ошибки не прощал. Но об этом знали.