Византиец - страница 19

В бытность в Тане Барбаро нередко доводилось соприкасаться с купцами, приезжавшими из таинственного Великого княжества Московского.

Об этом государстве, расположенном намного вверх по течению Итиля, в Италии знали мало. Знали только, что где-то на северо-востоке от русских земель, входивших в Великое княжество Литовское, находилась еще одна Русь, по-прежнему остававшаяся под татарами. Что там властвовала жесточайшая междоусобица, люди молились по греческому обряду, промышляли пушнину и варили крепчайшую медовуху, которую употребляли в немереных количествах. Вот, пожалуй, и все.

Лишь от Барбаро Н. впервые услышал, что в жизни все обстояло несколько по-другому. Незаметно для католического Запада на берегах рек Оки и Итиля выросло могучее государство, преодолевшее и кровавые междоусобицы, и тяжелейшее татарское иго и в середине XV века уже встававшее на ноги, расправлявшее плечи и начинавшее поглядывать на запад и на юг.

Барбаро рассказал Н., что к тому времени русские, по существу, уже освободились от господства татар. Это особенно заинтересовало Н., потому что до Италии доходили кое-какие сведения о татарах, об их военной мощи. В Европе в те годы применялся предельно простой критерий оценки военной мощи: силен тот, кто может остановить турок. Как показал хромой старец Тимур, татары не только смогли остановить турок, но и наголову разбили их.

Конечно, это были другие татары в сравнении с теми, чье иго стряхивала с себя Русь. Те уже застоялись, измельчали. После смерти Тимура его империя рассыпалась в прах. Однако Золотая Орда, даже разваливаясь, по-прежнему была очень сильна.

На Н. произвел огромное впечатление рассказ Иосафата о том, как татарский военачальник Науруз вместе с царевичем Кичик-Мехмедом выступили против верховного татарского правителя хана Улуг-Мехмеда. Барбаро имел возможность наблюдать, как татарская конница вместе с семьями, стадами, скарбом — потому что шел весь народ — проходила недалеко от Таны. Прохождение орды продолжалось многие дни. Венецианцы, толпившиеся на стенах Таны, к вечеру уставали смотреть. Барбаро божился, что поперечник равнины, занятый массами людей и скота, составлял не меньше 120 миль.

По воспоминаниям Барбаро, среди татар встречалось немало отважных воинов. Общую численность татарской орды Иосафат оценивал в 300 тысяч человек. Эта цифра поразила воображение Н. Даже если предположить, что воины составляли лишь десятую часть от этого числа, это была огромная военная сила. К тому же орда, которую видел Иосафат, представляла собой лишь один из осколков некогда великой единой Золотой Орды.

И тем не менее Русь смогла скинуть с себя татарское иго. Освободилась от пут многочисленных ханств. Это говорило прежде всего о силе самой Руси. И об этом государстве на Западе ничего не знали.

Н. долго не мог переварить эти факты. Однако Иосафат был солидный и надежный человек. К тому же его рассказы подтверждались сообщениями других путешественников. Все сходилось — к северо-востоку от Литвы складывалось могучее русское государство.

Более того, это государство рассматривало себя в качестве наследницы Византии. Религию русские в свое время получили от греков. Письменность тоже. Вплоть до недавнего времени греки занимали основные руководящие посты в русской православной церкви. И исторически, и духовно русское государство тяготело к Византии. Тут было над чем задуматься.

Решение подсказывалось само собой. Нужно постараться втянуть Русь в антитурецкую коалицию и одновременно, что еще важнее, укрепить ее в восприятии самой себя как наследницы и продолжательницы Византии. Укрепить русскую православную церковь. Собрать на Руси греческих эмигрантов, постараться продвинуть их на ключевые должности в государственном аппарате и в церковной иерархии. Называя вещи своими именами, нужно было перенести на Русь, как когда-то в колонии, базу греческой цивилизации. Греки уже проделывали что-то подобное в шестом-пятом веках до Рождества Христова. Потом эту операцию повторил Константин. Нужно было действовать, не теряя времени.

Первое, что приходило в голову, — попробовать посадить на московский престол кого-либо из остававшихся царевичей из династии Палеологов. По итальянским меркам это решение казалось самым очевидным. Причем, как свидетельствовали примеры Неаполя и Палермо, при всей внешней хрупкости и искусственности такого решения зачастую оно оказывалось очень долговечным. Однако Н. с глубоким разочарованием отдавал себе отчет в том, что в случае с Русью этот вариант, к сожалению, не срабатывал.