Византия в европейской политике первой половины XV в (1402–1438) - страница 57

. Власти республики тщательно отслеживали все известия с Востока о передвижении византийской делегации и готовились принять ее в своем порту. Ожидание этого события, как видно из всего сказанного выше, лишь усугубило ситуацию в латинской церкви и обострило напряженность внутри западного политического сообщества.

Путешествие греков от Константинополя до Венеции длилось два с половиной месяца. Трудности пути тяжелым бременем легли на плечи пожилых участников делегации, в том числе самого императора и патриарха. Но кроме физических тягот не менее мучительным было ощущение неуверенности в том, что ждет впереди. Это чувство, с которым византийцы покинули свою столицу, в дороге только усилилось. На Пелопоннесе их настигло известие о смерти императора Сигизмунда. Эта новость стала настолько тяжелым ударом, что император Иоанн VIII подумывал о том, имеет ли смысл вообще ехать дальше[488]. Однако путешествие продолжалось. 8 февраля 1438 г. галеры бросили якорь в венецианском порту В обстановке полной торжественности высокие гости сошли на берег.

Очутившись на Западе, греки лишний раз убедились, что здесь царит раскол. Не могло быть и речи о том, что большинство правителей Европы станут участниками вселенского собора. Вставал вопрос, куда двигаться дальше. По поведению византийцев в первые дни после прибытия никак нельзя было сказать, что они намеревались отправиться прямо к папе, который ожидал их в Ферраре. Сиропул, у которого мы находим сведения об этом, пишет, что делегаты начали бурно обсуждать дилемму, ехать ли к папе или на Базельский собор[489]. В связи с этим венецианский дож сообщил императору, что греки могут оставаться в Венеции сколь угодно долго, чтобы взвесить свои планы и решить, в каком направлении продолжить путь. Известно, однако, что изначально власти республики, опасаясь раздражения турецкого султана, не желали, чтобы византийцы задерживались в их городе. Но венецианцы были союзниками папы. В таком случае заявление дожа одновременно могло выражать и его неуверенность в том, что греки непременно поедут в Феррару, и надежду на то, что во время их пребывания в Венеции их молено будет убедить в этом.

Император, как пишет далее Сиропул, решил посоветоваться с патриархом. Но тот сослался на болезнь и попросил, чтобы сначала государь обсудил все в своем кругу и сообщил ему свое мнение. Императора не удовлетворил такой уклончивый ответ, и он послал сказать патриарху, что должен знать позицию всех членов совета, поскольку одни призывают ехать к папе, а другие считают это нецелесообразным в настоящий момент. Очевидно, патриарх ответил, что знает, кем высказываются подобные суждения, но когда он явится на совет, то опровергнет их[490]. О позиции и раздумьях патриарха свидетельствует также послание венецианского сената папе от 17 февраля, в котором говорилось следующее: «…патриарх Константинопольский один пожелал переговорить с нами за закрытыми дверями и получить от нас совет. Он сказал, что император и он сам прибыли сюда, чтобы заключить церковную унию, к которой очень стремятся, но и до, и после своего прибытия слышали о разногласиях между папой и Базельским собором, а также между папой и некоторыми христианскими князьями, и потому он просил у нас совета, что ему делать дальше, и попросил, чтобы этот разговор остался в тайне… Мы же ответили ему, что Базельский собор больше не может называться собором, так как основные и почтенные прелаты покинули его и лишь некоторые остались там, не имеющие высокого сана, которые не хотят ни унии, ни мира, не имеют никаких других благих намерений, кроме как посеять схизму и раскол, потому что таким способом рассчитывали повысить свой статус… Затем мы сказали, что между папой и христианскими князьями нет никаких конфликтов и, более того, все самые влиятельные государи находятся в согласии с волей Его Святейшества, благоволят ему, за исключением разве что арагонского короля, который стремится заполучить королевство Сицилийское (Неаполитанское. —