Визит дамы в черном - страница 4

— Да, а что кузина-то? Ты уж очень историей папаши увлекся.

— Что кузина? Бабушка ее в Варшаве умерла, а тут и папаша с мачехой пожаловали. Марту затребовали к себе в Петербург, но впечатление такое, что никому она тут не нужна. Она какая-то странная, хотя и хорошенькая. Все время в задумчивости пребывает, не от мира сего, как говорится. Что-то в ней есть трогательное и беспомощное, и кажется, ее так легко обидеть. Был бы я злодеем, лучшей жертвы и искать бы не стал…

— Ух, и кровожаден ты сегодня, Юра! Барышни должны остерегаться тебя.

— А как же! Ну так что, ты придешь к нам на вечер?

— Уговорил, приду.

Отец Юрия Цегинского был известным петербургским адвокатом. Когда-то небогатым юношей из Варшавы он приехал в Петербург учиться. Поляку трудно было поступить в столичный университет, негласно начальство ограничивало набор студентов, прибывших из Царства Польского. Но Казимир Цегинский, всегда отличавшийся деловой хваткой, сумел найти нужных людей и похлопотать за себя. После окончания юридического факультета он остался в Петербурге, поступил в адвокатуру, и через несколько лет имя присяжного поверенного Цегинского было уже хорошо известно в судебных кругах. Казимир Цегинский считался цивилистом, то есть был специалистом по гражданскому праву и занимался преимущественно финансовыми спорами в сфере предпринимательства. Это было денежное и далекое от политики дело, дававшее положение в обществе и возможность комфортно жить. Адвокаты, увлекающиеся политическими процессами, непременно попадали на заметку в полиции, а кому это нужно? Рисковать собственной репутацией, защищая какого-нибудь революционера-бомбиста, недостойного доброго слова? Какой бы то ни было конфронтации с властями Цегинский избегал. Правда, если уж случалось, что кто-то из петербургских поляков попадал в сложное положение, пусть даже по политической или уголовной части, адвокат старался помочь, если не сам, то через многочисленных знакомых. В польском землячестве его уважали.

Свою жену Стефанию Цегинский привез из Варшавы, а дети их родились и выросли в Петербурге. Родители пытались воспитать сына и дочь в традициях польской культуры, но молодежь все равно совершенно обрусела и с тем же гонором, с каким старшие Цегинские утверждали: «Мы, поляки…», говорила про себя: «Мы, петербуржцы…», «Мы, жители столицы Империи…» Отец расстраивался, но детей любил безумно и все им прощал, даже забвение родных корней.

Цегинские жили, что называется, открытым домом. Званые обеды, вечеринки, любительские спектакли были у них не редкостью, всех знакомых принимали с дорогой душой. Раз уж в доме есть барышня на выданье, ей легче всего устроить свою судьбу, постоянно вращаясь в обществе, и общество это должно состоять не только из потенциальных женихов, чтобы дело не было шито белыми нитками. Хотя женихам отдавалось особое предпочтение, родители это тщательно скрывали — принимая у себя в доме всех (ведь у каждого могут оказаться приличные знакомые холостяки).

Дмитрий Колычев, приятель Юры, считался в доме Цегинских своим человеком (и особенно дорогим, в силу обстоятельств, гостем). Дворянин из хорошей семьи, пусть обедневшей, но еще не полностью разорившейся, и с видами на будущее — он уже унаследовал одно из родовых имений, правда, в весьма расстроенном состоянии, и имел (как приватно разузнали Цегинские-старшие) определенные перспективы в плане дальнейшего наследования. Но это было даже не главным — он учился на юридическом факультете, был на хорошем счету и в будущем (при некоторой заинтересованной помощи со стороны Казимира Сигизмундовича) мог бы сделать блестящую карьеру. Ну чем не жених для Зоси? Сам Казимир Цегинский начинал когда-то с меньшего…

Но в этот раз и родители, и сестра Юрия, Софья (домашние звали ее Зосей), были задеты — Дмитрий почти весь вечер не сводил глаз с Марты, их дальней родственницы, недавно приехавшей из Варшавы.

Колычев нашел варшавскую барышню очень хорошенькой, а главное — необычной, непохожей на петербургских красавиц. На девушке было платье из тонкого светло-серого шелка, по вороту отделанное старинным кружевом, из которого трогательно выглядывала нежная шейка, украшенная двумя нитками жемчуга. Цвет платья изысканно гармонировал с пепельными волосами и светлыми глазами Марты. Хрупкая девушка казалась перламутровой, как жемчужина из ее ожерелья. Дмитрий понимал, что нарушает приличия, но невольно все время искал глазами маленькую варшавянку.