Вкус запретного плода - страница 16

— А откуда у Алениного папы такая огромная дача? — полюбопытствовала Марина. — Он новый русский, что ли?

— Нет, этот дом у него давно, еще с до перестройки. Он писатель, ну, в смысле настоящий, в Союзе писателей был. Романы писал. Сысоев его фамилия, не читала?

— Нет, кажется, — Марина попыталась припомнить.

— Ну как же, у него такие романы известные были! «Воля», потом эта, «Семья Русановых», и детская даже одна была книжка, «Маришкина заимка».

«Маришкину заимку» Марина в детстве читала, хотя сейчас ничего не смогла бы оттуда припомнить, кроме того, что главная героиня была ее тезкой.

— Самая знаменитая у него «Воля». Эпопея в пяти томах. — Валерьян, не удержавшись, хмыкнул. — За нее ему Ленинскую премию дали. На эти деньги Аленин папа сразу себе дом и отгрохал. Ух и дом! — опять оживился Валерьян. — Да что я тебе говорить буду, сама скоро увидишь.

— Туалет небось на улице? — язвительно поинтересовалась Марина.

— Вот и фиг попала! И туалет в доме, и даже ванная есть! — торжествующе сказал Валерьян.

— Это надо же, какое чудо! — протянула Марина все в том же тоне.

— Можно подумать, у тебя есть богатый выбор! — вспылил Валерьян, и они замолчали.

Марина все-таки спросила:

— Значит, мы сейчас едем к Алене?

— Да не к Алене мы едем, а ко мне, понимаешь, ко мне! — Валерьян окончательно рассердился. — Алена там теперь не одна живет!

— Понимаю, еще там живет Денис.

— Да ничего ты не понимаешь! Там сейчас целая куча ребят живет. Женька, например. О ней так просто не расскажешь. Когда познакомишься с ней, она сама тебе про себя объяснит, кто она и откуда. Еще Илья, но он бывает наездами, как и я, впрочем. Вообще, знаешь, мужчины там — существа приходящие, но кто-нибудь всегда есть, девчонок мы одних на ночь не оставляем, не город все же. А так… — Глаза Валерьяна подернулись мечтательной дымкой. — Крольчатник там у нас. Место для женщин с детьми. У Алены вот Кит с Сонькой, у Женьки — Димыч, да у всех кто-нибудь есть. Или будет. И знаешь, Марина, — сказал Валерьян неожиданно охрипшим от волнения голосом, каким он ни разу еще не говорил с нею.

«Сейчас, — подумала Марина, холодея, — вот сейчас он наконец-то скажет, что любит меня, и тогда… О чем еще можно говорить таким голосом и с такими глазами?»

Но Валерьян сказал совсем другое.

— Марина, — повторил он еле слышно, — ты себе просто не представляешь, ты не можешь себе представить, как мне важно, что теперь в нашем Крольчатнике будет наконец-то и мой, собственный крольчонок!

О! Разве это она ожидала услышать?! Она вспыхнула, облизнула губы и, чтобы не дать себе — что? закричать? заплакать? — быстро, чуть охрипшим голосом заговорила:

— А кто еще там у вас есть? Ты же сказал, много народу?

Валерьян посмотрел на нее тоже чуть повлажневшими глазами, дернул кадыком, точно сглатывая комок в горле, однако все-таки собрался и продолжал:

— Ну, еще у нас есть сестренка Олюшка. Она старше нас всех, ей двадцать пять лет, и у нее пятеро детей. Александр Александрович — Алениного папу так зовут, говорит, что она за всеми нами присматривает и что он ей больше всех доверяет. Вообще-то Сан Саныч мужик не промах, но тут-то он дал маху. По-моему, из всех нас Ольга — самая сумасшедшая. Зато видела бы ты, как она детей рожает! Вот тебе у нее поучиться, я тогда бы и за тебя и за крольчонка своего был спокоен!

— А ты что, видел, как она рожает? — затаив дыхание, переспросила Марина.

— Еще бы! Роды в Крольчатнике — это, скажу я тебе, событие, кто же такое пропустит!

— И я тоже… должна буду рожать при всех?! И на меня тоже будут все смотреть? — От ужаса глаза у Марины расширились. Валерьян, посмотрев на нее, рассмеялся.

— Не бойся, мышь, если ты не захочешь, к тебе никто не подойдет и никто тебя не увидит. В конце концов, желание женщины закон, особенно когда женщина рожает. Но, мышь… — Он нежно привлек ее к себе и зашептал в самое ухо: — Мне-то дашь посмотреть? Я ведь имею к этому отношение, пе с'est pas?

Марина густо покраснела, словно он сделал ей дикое и непристойное предложение. На секунду Марине почудилось, что, слушая его, она переживает самый сладостный, самый полный в ее жизни экстаз. Она закрыла глаза и, уткнувшись пылающим лицом в грудь Валерьяна, то ли прошептала, то ли попросту выдохнула горячее «да». Валерьян знакомым и бесконечно нежным движением приподнял за подбородок Маринино лицо и поцеловал так, как никогда никого не целовал.