Владигор. Римская дорога - страница 30

— М-да, не особенно приятное соседство… — пробормотал Филимон, косясь на царя зверей. — Я сам почти такой же и все-таки… предпочел… как бы это сказать… более нейтральных соседей…

— Надеюсь, клетка прочная… — буркнул Владигор, опуская Гордиана на циновки.

Первым делом синегорец осмотрел раненое плечо юноши. Меч лишь слегка вспорол кожу, кровь уже сама собой унялась. Скорее всего мальчишка просто обессилел от физического напряжения и пережитых волнений. В один день он, сын и внук Августов, утратил все. Будущее его было смутным, победа Максимина могла означать для мальчика только одно — смерть, и хорошо еще, если мгновенную.

Оставив его лежать возле клеток, Владигор направился поговорить с хозяином корабля. Ветер был несильный, и палубу лишь слегка покачивало. Гребцы, отдохнувшие за время стоянки в порту, налегали на весла. Владигор с неодобрением смотрел на цепи, которыми гребцы были прикованы к скамьям, хотя галерные рабы существовали и в его мире. Пожелание «чтобы стать тебе галерным рабом» было не самым приятным.

Тем временем матросы поставили косой полосатый парус, ловя попутный ветер. Пока что удача сопутствовала беглецам. Владигор посмотрел на перстень — аметист вообще не светился, как будто утратил свою волшебную силу. Ну что ж, Хранитель времени, отныне тебе остается надеяться только на себя.

Небо было чистым. В его прозрачной синеве отчетливо выделялась колоннада храма, венчающего холм над городом. В свете вечерней зари она из белой сделалась ярко-розовой и теперь светилась в густеющей синеве неба, тогда как лежащий внизу город уже погрузился в темноту. Вечер был необыкновенно тих. Ничто не говорило о том, что беда стоит у стен города. Владигор прислушался. Ему показалось, что он вновь слышит крики и плач…

— Доминус Владигор, — обратился к нему Теофан, хитро прищуриваясь. — Ты, конечно, оценил мою преданность и то, что я ждал Филимона в столь опасный час, как было условлено.

— Было условлено, что ты выходишь завтра на рассвете…

— Доминус Владигор великий халдей. — Глаза Теофана прищурившись еще хитрее. — Ему было известно, что сегодняшняя битва принесет поражение Авг… — Титул покойного он сглотнул, не ведая, стоит ли в нынешних обстоятельствах произносить его или надо остеречься. — Сообразуясь с последними событиями… я бы посоветовал великим халдеям Владигору и Филимону… хм… хм… и другу их, имени коего я не ведаю… — Теофан явно кривил душою — он уже успел заглянуть в убежище пассажиров меж клетками и, несомненно, узнал юного Гордиана, чье разительное сходство с отцом и дедом сразу бросалось в глаза. — Так вот, я бы посоветовал… не отправляться на моем корабле сразу в Вечный город, что, учитывая сегодняшние события, весьма опасно, а высадиться в Неаполе, откуда по Аппиевой дороге вы доберетесь до Рима. Весь путь, включая наше приятное морское путешествие, займет три, максимум четыре дня, клянусь Геркулесом.

Купец явно опасался, что император Максимин, желая насадить на кол голову юного Гордиана, не забудет и про купца из Селевкии.

— Тебе заплатили за то, что ты отвезешь нас в Рим, — напомнил Владигор.

— Все верно, доминус… Но… платили только за двоих, а вас тут трое. И я, прошу заметить, не требую с тебя ни единого асса сверх установленной платы, даже учитывая опасность, коей подвергаюсь в нынешних обстоятельствах… Ах, право же, лишь памятуя великую щедрость покойного Гордиана Африканского, решаюсь на такое. Сколько раз по его поручениям возил я зверей в Рим. А какие праздники устраивал покойный, будучи эдилом! Каждый месяц на арену Колизея он выводил никак не меньше ста пятидесяти пар гладиаторов. А бывало, что и пятьсот выведет. Если бы старик захотел, то давно мог бы сделаться Августом. Но он полагал, что жизнь создана для наслаждений и покоя… Другое его мало интересовало. Может, именно потому он и дожил в наше неспокойное время до преклонных лет. Помяните мои слова, многие в Риме прольют по нему слезы… как прежде радовались, когда узнали о его согласии сделаться Августом. Все мечтают о прежних славных временах… Старик Гордиан был последним представителем золотого века Антонинов, не чета нынешнему… — Купец вовремя спохватился и замолчал, ибо явно хотел молвить что-то против императора Максимина.