Владигор. Римская дорога - страница 67

— Ты многое сделал для нас, победив Максимина. Но мог бы сделать еще больше. Гораздо больше. Подумай об этом.

— Я думаю о Синегорье!

Старый жрец гневно сдвинул брови — так хозяин глядит на провинившегося раба.

— Ты упрям. Но неужели ты надеешься, что у тебя достанет сил перечить богам? Бойся гнева богов. Ибо тогда врата времени не откроются перед тобой и ты никогда не вернешься назад.

И жрец с видом победителя вышел из комнаты. Владигор не мог опомниться от подобной наглости.

— Я был им как друг! Что друг!.. Я сражался за них! — Владигор в ярости ударил кулаком по столу так, что инкрустированная слоновой костью столешница треснула надвое. — И что я слышу в ответ — продолжай в том же духе, парень! Будто я им раб!

— Рим признает только один вид отношений — беспрекословное подчинение, — заметил Филимон. — Одно я понял точно: путешествие в потоке времени назад, в республику, отменяется. Да уж, вляпались мы с тобой, князь. Как бы не пришлось нам закончить свой век в этом странном мире.

— Насколько я знаю, ты у нас долгожитель, Филимон. Живешь больше ста лет, и впереди тебя ожидает еще не одна сотня.

— Ха-ха… В этом мире никто не может поручиться за завтрашний день, князь. Здесь с такой же легкостью режут горло себе и соседу, как у нас в Синегорье рубят дрова.

— Одно ясно: они не хотят меня отпускать назад… — пробормотал Владигор. — Вот она, людская благодарность… Переплут их подери…

— Клянусь Геркулесом, мне эта история тоже не особенно нравится. Что мы будем делать?

Владигор на минуту задумался.

— Вернемся в Рим, а там что-нибудь придумаем. Должен же быть какой-то выход. Потолкуем еще раз с Юпитером, в конце концов. И пусть Антоний провалится в Тартар…

А ведь он относился к старому жрецу как к наставнику своему Белуну — с таким же почтением и доверием. Глупец! Что у них общего?! Лишь белая борода…

Владигор, двигаясь по узкому проходу, вырубленному в скалах, старался держать светильник над головой. Шел он медленно — пол галереи, ведущей к центральной пещере, был залит чем-то скользким и жирным, как будто кто-то когда-то разбил здесь несколько амфор с маслом. Хотя, если судить по запаху, это была та черная жидкость, которую в Ливии иногда добывают прямо из земли. Жидкость эта вспыхивает, едва соприкоснувшись с огнем. Владигор подумал, что если с его светильника хоть одна искра упадет вниз, то он окажется посреди огненного озера. Предназначалась эта ловушка лично для Владигора или кого-то другого хотели здесь испепелить — неизвестно. В любом случае Владигор не собирался отступать. Наконец жирная черная лужа кончилась, и Владигор зашагал быстрее, хотя его солдатские, подбитые гвоздями башмаки, испачканные в масле, продолжали то и дело скользить.

Наконец впереди замаячил свет, и он очутился в небольшом круглом помещении, которое вполне можно было назвать комнатой. В кресле, вырубленном прямо в скале, сидела старуха с распущенными седыми волосами. На ней был плащ из некрашеной ткани, а сухие руки унизаны множеством серебряных браслетов, которые при каждом движении звенели. На каменной прямоугольной глыбе, которая вполне могла сойти за стол, чадило несколько светильников. Обрывки пергамента были разбросаны не только по столу, но и по полу. Посреди на камне — огромная бронзовая чаша, инкрустированная крупными осколками синих прозрачных камней. В полумраке пещеры камни светились своим, незаемным светом. Запах горячего масла смешивался с ароматом каких-то благовоний. Несмотря на то что в пещеру постоянно попадал проточный воздух и пламя в светильниках колебалось, тяжелый дух из пещеры не выветривался.

— Это оттого, что она здесь со мною… — смеясь, сказала старуха и указала на нишу, в которой покоились тело ее предшественницы.

Владигор поклонился и проговорил:

— Приветствую тебя, о Сивилла.

— И я тебя приветствую, Архмонт. Или ты хочешь, чтобы тебя называли твоим новым именем — «Меций Гордиан»? Как тебе нравится быть римским гражданином?

— Я должен отвечать на этот вопрос?

— Разумеется, нет. Здесь на вопросы отвечаю я, если захочу. — Старуха захихикала, найдя свою шутку удачной. — Я и так знаю, что тебе больше нравится, когда тебя называют